Юрий Тешкин: Индивидуальная беседа

— А вот и первая кража! — почти с удовольствием отметил воспитатель и стал делать из листа бумаги закладку, чтобы выделить эту страницу…

На озере Пагель Колька наткнулся на случайную компанию подвыпивших рыбаков: они выбрались на выходной в тайгу. Колька пристал к ним, освоился. Глядь — уже и тут «свой человек».

— Пацан во-о! Что надо.

— Правильно, что ему в городе с бабами сидеть.

— Перед ухой положено.

— По рюмочке.

— С устатку.

— Молодец, ай да Колька!

— Мужик!

— Рыбак!

— Какой рыбак без сетки?!

— А вот туристы в протоке сетку бросили. Снимай — и будешь с сеткой.

— Слабо!

— Сам ты — слабо!

— А я говорю — слабо!

— Была бы охота.

— Нет, правда, валяй, Колька, чего там. Они все отправились водопад фотографировать на память. Не страшно.

— А я и не боюсь, чего бояться-то.

— Ну, вот и правильно, малый! Нечего им здесь нашу рыбу ловить.

И вот он плывет, подгоняемый десятком глаз, на плотике к поплавкам чужой сетки. По озеру. Открыт со всех сторон. Солнце, тишина. Ни к чему такой день. Он выбирает чужую сетку. Скорей, скорей! Не зацепилась бы! А руки трясутся, а сердце чуть не выскочит! Вдруг голоса. Тревога. Вернулись? Скорей назад, скорей, скорей! Спасательный берег. Петлять, уходить с мокрой ношей на спине, как зверь по сухостою…

— Ну, пацан, дает! А ты говорил…

— Ого! Капроновая. Продай!

— На, выкуси!

Сам не ожидал, что вырвется такое. А сразу стало легче, словно подрос Колька на пять сантиметров. Одобрительно хохочет случайная компания подвыпивших рыбаков.

— Ты бы рассказал мне, Коля, про тайгу. Какая она?

— …

— Ну, а у геологов что делаешь? Вот мать в заявлении пишет: второе лето к ним сбегаешь, школу бросил.

Колька втянул голову в плечи и, как показалось воспитателю, одновременно и уменьшился, и колючки выпустил.

Однажды в непогоду он забрел к геологам. Обсушился, обогрелся. А наутро ему не захотелось уходить. Остался еще на день-другой. Да так и прижился. То по хозяйству поможет, то рыбки на уху принесет. Здесь тоже были и сети, и ружья, и даже пятизарядный карабин. Были и собаки, и лодки — все, во что он был влюблен. Но были еще и книги. И Колька, словно спохватившись, запоем стал читать.

Еще была у геологов топографическая карта, на которой Колька вскорости к собственному своему удивлению уже узнавал знакомые реки и озера, и перевалы, по которым износил не одну пару обуви, на которых мерз, голодал, делил ночлег у костра со случайными попутчиками. Мог бы теперь при случае провести по карте куда угодно не хуже проводника. Но геологи и сами хорошо читали карту.

До этого у Кольки было твердое убеждение, что образованные люди гвоздя самостоятельно забить не могут. Он презирал их за это. У самого отец-мать такие, чуть что — сразу к Степичеву, слесарю, чтобы им кран завернул или звонок исправил. И еще спорят при этом тихонько на кухне, сколько дать — рубль или трешку. А тут сам начальник отряда Сергей Анатольевич и лошадь, если надо, подкует, и плот свяжет, и жакан на зверя выльет не хуже фабричного. А в свое дежурство щи и кашу варит, трубочку покуривает да специально для Кольки походные песни распевает, а тот их, не будь дурак, в тетрадочку записывает.

Жилось ему у геологов как-то легко, будто давно они друг друга знали. А с начальником вообще установились какие-то странные и приятные для Кольки отношения. Начальник вставал раньше всех и будил Кольку, вытаскивал в любую погоду из мешка, заставлял зарядку делать. Колька и за раскладушку цеплялся, и хныкал, и ругался — начальник был неумолим. Иногда Колька пробовал с вечера спрятаться куда-нибудь. Ничего не помогало. Начальник все равно находил его: видно, скучно ему было в такую рань одному. В конце концов, перебрался Колька жить к начальнику в палатку. После зарядки бежали купаться на озеро. День начинался хорошо.

Однажды заночевал в отряде канавщик, за продуктами в отряд наведывался. Мужик сухопарый, жилистый, с ленивыми движениями и такой же речью, но по всему видать — сильный. Свечи все вышли, рано поужинали да и в мешки забрались. Стали рассказывать истории. Дошла очередь до канавщика, и стал он рассказывать медленно и лениво, как и все, что делал на белом свете, все понукивая себя, словно боялся, что ненароком уснет на полуслове. Рассказывал о том, как мыли они лет пять тому назад золото на Безымянном ручье, тогда оно еще там было.