Юрий Тешкин: Индивидуальная беседа

— Все люди, как люди! — сказал воспитатель. — Ты бы, Коля, хотя бы восьмой класс закончил. Как люди. А уж потом…

Начальник, Сергей Анатольевич, как узнал, что он в этом году восьмой класс не кончил, выгнал из лагеря.

— И чтобы не приходил, — крикнул в сердцах вдогонку, — пока справку не принесешь!

Но куда Колька пойдет? До города шестьдесят километров, реки разлились, сапоги худые, в животе пусто. Ночевал два дня за ручьем в старом сене вместе с одичавшим за зиму котом. А на третью ночь начальник передал через повариху:

— Черт с ним, пусть в лагерь приходит, а то… — хотел было сказать про Колькино больное ухо, да сказал другое, — а то кот ему все уши обгрызет.

— Ох, и попадет мне, Колька, от твоих родителей! Ну, что мне с тобой делать? — встретил такими словами. Посмотрел, посмотрел и, махнув рукой, отвернулся. — Вон в углу твой прошлогодний спальник. Ешь да стелись. Завтра на выброску. Чтоб харч зря не переводил.

А Колька и рад-радешенек. Пронесло до осени. До осени еще долго! Красота! Есть у Кольки на примете два озера. Одно озеро, если в солнечный день глядеть с хребта, синее-синее. А другое — медно-красное. А озера-то рядышком лежат. В чем тут дело? Разобраться бы. Время есть до осени.

К концу месяца Сергей Анатольевич ушел в город закрывать наряды. Когда через три дня возвращался в отряд, еле добрался. Началось такое дружное таяние снегов в горах, что вчерашние ручьи, которые три дня тому назад он перепрыгивал без разбега, превратились в реки.

Лагерь, как он и предполагал, оказался затопленным. Плавали в сумерках, подернутых редким туманцем, ящики, бумага, наполовину затопленное ведро. На сопке — дымок. Туда, сняв две палатки, перебрался отряд. Но подниматься начальнику вверх так не хотелось! Все же устал он, добираясь сюда по большой воде. Он крикнул зачем-то:

— Эй, есть здесь кто-нибудь живой!

— Ага! — вдруг радостно ответила одна из палаток и, откинув мокрый полог, выглянул Колька. — Ты чего так долго не приходил, я жду, жду… — с обидой заговорил он, откашливаясь, отплевываясь, наверное, целый день ему не с кем было поговорить.

— Да я шел, Колька, шел, — улыбаясь, начальник проходил в палатку, — и вот… пришел.

Так с улыбкой и повалился на раскладушку. Колька радостно суетился вокруг, снимал с него рюкзак, стаскивал резиновые сапоги. Отвернул спальник, достал сухие носки и с гордостью протянул начальнику. Тот засопел: «Ну, чего ты». Но, нагнувшись, стал надевать на ноги, посиневшие от трехдневной мокрой резины. А Колька подбросил в печку дровишек — и вот уже затрещало, загудело, и, несмотря на то, что на полу стояла вода местами на четверть, тепло и уютно показалось начальнику в палатке. Его охватило блаженное чувство: он дома, его ждали, ему здесь рады. Колька достал свечу и, посмеиваясь, говорил:

— Не зажигал, тебя ждал. Чего так долго?!

— А я вот, — сказал начальник в пространство. — Разлилось ведь все кругом.

— Знаю.

— Чего же ты со всеми не ушел? — тоже посмеиваясь, говорил начальник.

— Чего, чего! Ничего!

Начальник дотянулся до рюкзака, отстегнул клапан, достал письмо.

— Дождался?! — вскрикнул Колька, приподнимаясь в мешке на локоть.

— Да нет. Это тебе.

— Врешь!

— Тебе, тебе. Держи.

Колька взял, повертел.

— О-о-о! От Олега, от дружка. Помнишь, рассказывал? Где взял?

— Матушку видел твою в городе.

— Ну?

— Вот тебе и ну! Ругается. Но письмишко тебе передала. Читай, читай, я пока банки открою.

Колька, прежде чем читать, скрутил ловко самокрутку, смочил языком, по привычке сплюнул и закурил…

…Потом свеча прогорела, они лежат в темноте, тихо журчит под раскладушкой вода. Начальник говорит:

— Вот, хотел тебя оформить на работу. Чтобы все было законно. Кадровик заартачился — года не хватает. Вот бюрократ!

— Может, на следующий год? — с надеждой спрашивает Колька.

— На следующий, на следующий! За год много воды утечет. Школу-то бросил? Бросил. Из дому ушел?

— Ушел, — соглашается Колька, залезая поглубже в спальник, а сам думает: «А-а! До осени еще далеко, до осени еще все рассосется, может быть…»

Так и думалось ему, что до осени еще далеко, а она — тут как тут. Вспыхнула последний раз тайга всеми мыслимыми красками и присмирела. Посветлела, неторопливость появилась в ней, достоинство. Хрустит под сапогом подмороженными за ночь травами, тускло сверкнет ледком на протоке. Другие к осени в город из тайги рвутся, так им все тут за полгода осточертеет — мошка, рюкзак, резиновые сапоги и каша без конца. В городе паровое отопление, ас-фалы, девушки, а главное — письма до востребования. А Кольку в городе одни неприятности ждут, он туда не рвется. Мать постаралась, и в детской комнате милиции он зарегистрирован как бродяга. Чего ему в город рваться?! Начальник тоже как будто туда не спешит. Вначале письма ждал — то вспыльчив был, то — задумчив, а к осени успокоился вместе с природой. Студентов по домам отпустил. Теперь ушел канавщиков снимать. Колька в избушке один…