Жан-Луи Фурнье - Куда мы, папа? (сборник)

Когда папа сердился и бушевал, он звонил в полицию. Приезжали жандармы, пытались успокоить папу, он в ответ нес всякую чушь.

Однажды наплел, что бабушка хотела его изнасиловать. Я не знал, что это значит, но понимал: дело серьезное. Я видел слово «изнасиловать» в газете и думал – это значит убить женщину, только еще хуже.

Похоже, жандармы папе не поверили. Они велели ему отдохнуть, а сами подавляли смешки, потому что бабуля была вне себя от ярости.

Обычно она прощала папу, когда он уставал, но на этот раз, думаю, не хотела.

В конце концов она, конечно, простила, а что ей оставалось? Она каждый день заставляла нас читать «Отче наш» и просить Господа: «Прости грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим».

Мама сказала, что папа пошутил. Бабушка сказала, что есть другие способы шутить.

Впрочем, мы не знали, что имела в виду бабушка. Она не так уж часто шутила.

Папа обещал мне велосипед. Я давно о нем мечтал.

Как-то раз папа отвел меня к одному из своих друзей, продавцу велосипедов и к тому же велогонщику, по фамилии Траншан. Тогда-то я и увидел свой первый велосипед.

Меня ожидал большой подержанный велосипед, перекрашенный в синий цвет, части, в прошлом, видимо, хромированные, были покрыты краской металлического оттенка, и вместо чудесного сиденья в форме изящной мордочки борзой красовалось огромное сиденье в форме коровьей головы с большущими пружинами внизу.

Папа спросил, нравится ли мне. Пришлось сказать, что да.

Спустя три месяца сломалась рама. Обнаружились проблемы со спайкой. Прочностью старичок не радовал.

Действительно классный велик я получил позже. Мне подарила его мама на окончание средней школы. Настоящий гоночный велосипед. Мама дала папе чек, и мы с папой отправились в магазин. Папа настоял, чтобы мне поставили пневматические шины. Он сказал, это менее опасно. Я расстроился, потому что хотел шины как у велогонщиков.

Но я был рад, что папе не все равно.

Папа лечил велогонщиков и порой водил нас на велогонки.

Однажды на отборочном соревновании благодаря папе нам довелось пожать руки чемпионам. Я до сих пор помню имена: Апо Лазаридес, Рафаэль Джеминиани, Жан Робик, Брамбилла… Нам даже фотки подписали. Моему брату Ив-Мари достался Рене Вьетто, а мне – Ги Лапеби.

Помню, какие у велогонщиков ляжки. Огромные, мускулистые, загорелые. Когда я смотрел на свои белые тощие ноги, точно у цыпленка, мне прямо стыдно делалось. Поэтому я доставал маму, чтобы она купила мне бриджи.

Однажды к нам домой приехал Сезар Марселак из французской команды, чтобы папа его полечил. Он приехал на своем велосипеде. Велосипед оставил перед домом. Тот сверкал и казался легче перышка. В тот день Марселак забыл у нас свою полотняную сумку, мы ее открыли и нашли там банан.

Поскольку мы с братьями хотели стать велогонщиками, мы попросили маму купить нам бананов. В день чемпионата Франции мы слушали трансляцию по радио. Выиграл Сезар Марселак. Помню, папа плакал.

Папа вообще был очень чувствительным человеком.

У папы была куча друзей. Даже приговоренные к смертной казни. Ведь папа и заключенных лечил.

Каждый раз, когда кому-то собирались отрубить голову, приглашали папу. Я не понимал, зачем. Доктора обычно вызывают, чтобы не дать человеку умереть, а не для того, чтобы он стоял и смотрел.

После казни папа выписывал свидетельство о смерти. Писал, что человек с отрубленной головой действительно умер.

Однажды папа попросил приговоренного подмигнуть ему, когда голову отрубят. Вроде тот подмигнул. С папой никогда не знаешь, где правда, а где ложь, он любит пошутить.

Папа говорил – есть два типа приговоренных к смерти: те, которые плакали, валились наземь, которых приходилось тащить силой до самой гильотины, и те, кто решительным шагом бесстрашно шли сами.

Думаю, папа, если бы его приговорили, был бы бесстрашен. Ведь он не боялся умереть. Он смело пил и курил, несмотря на больные легкие.

Папа нас любил, особенно когда мы спали. Он всегда спрашивал, спят ли дети. Иногда даже днем, возвращаясь домой, удивлялся, что мы не спим.

Папа нередко чудил. Иногда, вернувшись поздней ночью, он, наоборот, не хотел, чтобы мы спали. Будил нас и рассказывал грустные вещи.

Однажды сказал, что уедет в Индокитай – защищать Францию – и никогда не вернется, его там убьют, и на смертном одре он будет лежать со своими четками на груди. Папа говорил заливаясь слезами.