Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона

— Нет, почему же, просто в нашем случае мне показалось, что будет уместнее всего воспользоваться этим способом, — спокойно ответил Анатолий, усаживаясь на ряд самых высоких сидений рядом с дверями.

Потом нас долго возили по территории аэропорта и мы, наверное, успели уже по несколько раз рассмотреть все расставленные там самолёты, а конца пути всё не было видно. Может быть, возникли какие-то проблемы и нас сейчас вернут назад, объявив о задержке вылета? Не хотелось бы, однако я воспринял бы это абсолютно спокойно, помня последнюю фразу Маши и понимая, что, возможно, это даст девушке ещё час или два жизни. Впрочем, её мнение, конечно, могло и не совпадать с планами теней, и тогда происходящее здесь вообще не играло никакой роли.

— Следы, что ли, запутывает, или не может самолёт найти? — сердился Александр, кажется, впадающий во всё более раздражённое настроение.

— Наверное, тут у него просто размечен определённый маршрут следования, вот и кажется, что он просто беспредметно вертится, — заметила Лена. — В конце концов, аэропорт не может быть бесконечным.

И, разумеется, она была права — вскоре автобус остановился, и мы потом ещё минут десять стояли на неуютно-сером поле, наблюдая, как к самолёту подкатывают трап. Очень похожий, но совсем ржавый, стоял когда-то в парке недалеко от моего дома, и во время прогулок неизменно являлся любимым местом развлечений в детстве. Там можно было усесться, как заправской водитель, и дёргать гнутые рычаги, представляя, как мчишься по взлётной полосе к самолёту. Или аккуратно взобраться по ступенькам на самый верх и обозревать оттуда окрестности, время от времени с замиранием сердца заглядывая в пропасть, которая разверзалась дальше и представляя стремительный полёт с падением. Странно, но я был практически единственным ребёнком, который проявлял столько внимания к трапу, остальных больше всего интересовал стоящий в другом конце парка списанный самолёт «ТУ», где, гораздо позднее, в период перестройки, открыли видеосалон. Ребятня неизменно умудрялась забираться на крылья лайнера и весело по ним топать, раскачивая и визжа от восторга. А вокруг бегали обеспокоенные родственники, особенно бабушки, и с причитаниями умоляли детей быть аккуратнее и побыстрее уйти от этой опасной штуки подальше, к большим и неизменно манящим аттракционам. По-своему, разумеется, они были правы, но занятость остальных ребят самолётом неизменно играла мне только на руку, оставляя в одиночестве на любимом трапе.

— Это «Боинг 757»? — спросил, щурясь, Александр.

— По-моему, да. А что?

Анатолий поправил пенсне и немного прищурился.

— Да нет, просто. Никогда не летал на такой штуке.

А у меня в голове почему-то зазвучали слова из старой песни Вилли Токарева: «семь сорок семь к Нью-Йорку подлетает, и снова вижу я любимые места» или что-то в таком роде. В те времена, конечно, ни о каких «Боингах» не приходилось и мечтать, поэтому такая фраза из уст эмигранта звучала как-то особенно чарующе и недостижимо. Помнится, аудиокассету с этим альбомом я заслушал до такой степени, что звук начал плыть, а вскоре плёнка попросту нещадно «жевалась» магнитофоном, и её пришлось выбросить. А намного позже, приобретя сборник Токарева на компакт-диске, я, прослушав начало той же самой песни, просто её выключил, не желая портить детские ощущения и воспринимая теперь, как мне казалось, не должным образом. В любом случае на «Боинге» я тоже летел в первый раз и, хотя это вроде как должно было придать дополнительной уверенности, неожиданно вылилось у меня в новый приступ страха. Да не просто эмоционально, а с сильной судорогой и желанием отказаться от полёта, который ещё сильнее начал ассоциироваться с неизбежной смертью, и даже тени перед этим отходили на второй план. Так часто бывает — один страх уступает место другому и делает его гораздо менее реальным и ужасным. Главное, чтобы был повод для сравнения.

— Только не надо так нервничать, — морщась, произнесла Лена, и только тогда я осознал, что очень сильно и непроизвольно схватил её за руку. — Я сама боюсь, а вы точно мало подходите на роль утешителя.

— Извините.

Мой голос дрогнул, а Анатолий, обернувшись, понимающе улыбнулся.

— Знаете, гораздо проще умереть просто на улице или даже в своей квартире, чем дождаться аварии самолёта. Поверьте, это не мои умозаключения, а банальная статистика.

— Я это понимаю, но как-то…

Я развёл руками, и чуть позже с превеликим трудом заставил себя подняться по трапу в какой-то узкий и слишком потрёпанный салон. Честно говоря, «Боинг» у меня всегда ассоциировался с каким-то шиком, комфортом, совсем другим уровнем, но всё оказалось довольно скромно. Пожалуй, если не знать, то легко было перепутать этот самолёт и с отечественным бортом.