Кирилл Гольцов: Остановка последнего вагона

Она почему-то сильно раздражала жену — особенно то, что я ставил её неизменно наверх бара — место, отлично проглядываемое со всех сторон большой комнаты, и Оксана постоянно горько приговаривала о том, что подумают люди, когда увидят такое. Однако именно на эту фигурку мы смотрели вместе с Леной, и, кажется, в ней жила её, пусть крохотная, но живая частичка — во всяком случае, я в это верил.

А недавно родители жены решили ни с того ни с сего преподнести нам подарок — поездку всей семьёй на Сицилию, от чего я категорически отказался, чем, похоже, всех очень обидел. Я пытался что-то выдумать, объяснить, но получалась лишь путаница и бред. Но что я мог сказать внятного? То, что когда-то там был и вернулся один, оставив всех, скорее всего, мёртвыми и убегая от ужасных потусторонних теней и извержения Этны? Или рассказать о том, что каждую ночь вижу во сне кошмары об этом месте, часто даже не помня их сути, но осознавая невообразимый страх и ощущение, что монстры из прошлого чуть было всё-таки не дотянулись до меня даже сюда? Возможно ли это, если слишком реалистично вернулся в какие-то события? Быть может, да — я не знаю ответа, но в глубине души подозреваю, что так и есть. Впрочем, подтвердить или опровергнуть это некому — призрачной девочки или её знакомого Хельмана я с тех пор больше никогда не видел, хотя отчаянно пытался звать их в те ночи, когда просыпался, чувствуя себя в темноте очень одиноким и уязвимым. Наконец, наверное, стоило поделиться с родителями Оксаны моими опасениями, что, приехав на Сицилию, я обязательно захочу побывать именно на Этне, увидеть то самое место и, быть может, попытаться раскопать горячие камни. Зачем? Разумеется, чтобы снова увидеть этот несуразный коридор, постоять на месте, где был наш последний вагон, что-то выкрикивая до хрипоты в темноту, или даже шагнуть туда, вслед за Анатолием и Леной? Или убедиться, что ничего этого нет и в помине? Конечно, так поступить я не мог, и, тем не менее, с большим трудом сохранил мир в семье, уделяя много времени путешествиям в другие страны, неизменно тщательно обходя стороной лишь Италию. Правда, небольшой надувной самолётик с зелёно-бело-красным флагом на хвосте, который я однажды случайно увидел в одном из магазинов Жуковского, неизменно висел теперь на люстре в маленькой комнате. Он очень смахивал на тот самый «Боинг 757», на котором мы летели на Сицилию, и помогал в трудные моменты вспомнить о том, сколько всего пришлось преодолеть, чтобы остаться жить дальше. Только вот я совсем забыл или просто не успел спросить у Анатолия, как хотел ещё на Изола Белле, о том самом специфическом запахе, который врезался в мою память из сериала «Спрут». Однако всё ещё не теряю надежды получить от него ответ, каким бы это невозможным ни казалось с годами.

Несмотря на то, что с момента этих событий на Сицилии теперь уже минуло много лет и во многом я полностью не уверен — было это на самом деле или нарисовало только моё воображение, — не проходит и дня, чтобы я не ожидал известий от призрачной девочки, Хельмана, Анатолия и Лены. Каждый раз, отвечая на звонок, даже с высветившимся знакомым номером, я верю, что услышу в трубке именно их голоса. А электронный почтовый спам, если там фигурирует итальянский адрес, я прочитываю внимательно по несколько раз, пытаясь отыскать в предложениях о продаже чего-то тайный смысл и знак, что они живы, в порядке и помнят обо мне. И каждый раз разочаровываюсь, но с вновь вспыхивающей надеждой включаю телевизор, открываю газету или прислушиваюсь к никак не касающимся меня разговорам на улице, стараясь уловить что-то обнадёживающее. Но теперь меня беспокоят только тени, отражённые от предметов, и никакие другие, порой вызывая разочарование, грусть и будоража внутри нечто гораздо большее, чем просто воспоминания о Сицилии.