Ричард Форд - Трудно быть хорошим

Вроде ни с какой. Но притом он вроде бы не из тех, кто бросает слова на ветер.

Как бы там ни было, Дила решила, что и так думает о нем слишком много, а неизвестно еще, интересуется ею Иверсон или нет. Вдруг он тот Иверсон, сноб, и вовсе не захочет иметь дела с официанткой.

Если бы он хотел увидеться с ней, мог бы пригласить на обед, в кино или прокатиться в Санта-Крус в один из ее выходных. Возможно, она согласится, а на обратном пути, может, на утесе, нависшем над морем, он остановит машину, повернется к ней…

Так или иначе, у Дилы опыт был слишком мал по части кокетства: присутствие Уитни одновременно и раздражало и смущало ее. Она не знала, как вести себя, как относиться ко всем противоречиям, которыми изобиловало поведение Иверсона.

Все лето, почти каждый день, Дила и Уитни сталкивались в библиотеке. Впрочем, они никогда не договаривались о встрече, и если кто-то из двоих не появлялся, это не обсуждалось. Такая неопределенность вроде бы устраивала обоих; они походили на детей, которые боятся показать, что ищут друг друга.

Однажды, когда Дила уже решила, что он не придет (это ее ни капельки не огорчило, слишком она была измучена толпой посетителей и тяжелыми подносами), вдруг послышались торопливые шаги, и в библиотеку вбежал Уитни Иверсон.

— Как хорошо, что я вас застал, — выпалил он и тяжело опустился рядом. — У меня потрясающая новость… — Вдруг он замолчал, рассмеялся: — Боюсь, впрочем, вам не покажется столь потрясающей.

Дила непонимающе посмотрела на Иверсона.

— В «Иэйл ревью» приняли мою статью. Я ужасно рад!

Он был прав. Диле ничего не говорило название журнала, но, видно, новость для него была страшно важной. Чутьем она поняла: это действительно успех и Уитни великолепен.

В сентябре сразу после дня труда погода прояснилась, а синева моря стала ярче, чем летом. Под голубым небом в облаках-барашках вода сверкала и искрилась, словно бриллианты, а скалистые утесы в лучах солнца казались выточенными из слоновой кости. Даже Дила призналась себе, что это похоже на чудо.

Уитни уезжал пятнадцатого; он сказал об этом Диле в библиотеке и спросил:

— Можно, я иногда буду вам звонить домой?

Увы, телефона у Дилы не было. В свое время Флора натерпелась от телефонной компании и не захотела связываться еще раз. Дила вспыхнула оттого, что ей пришлось соврать:

— Думаю, не стоит. У меня очень строгая мама.

Он тоже вспыхнул, покраснел, на шее налилось родимое пятно.

— Ну что ж, тогда я приеду повидать вас. Ведь вы еще будете здесь?

Ну откуда же ей знать, уедут они или нет, ведь он даже не сказал, когда именно намерен приехать. С нарочитой небрежностью она ответила:

— Надеюсь, что нет, — и беззаботно рассмеялась.

Очень серьезно он спросил:

— Но можно, по крайней мере, пригласить вас на прогулку, пока я здесь? Я покажу вам побережье, — неловко усмехнулся, как бы говоря, что вообще-то смотреть там нечего, и продолжил: — Дила, мне так хочется видеть вас, быть с вами, но здесь… Пойдут сплетни, разговоры, вы понимаете…

Дила не понимала. Она отказывалась понимать. Уитни лишь укрепил ее подозрения в снобизме: не хочет, стало быть, чтобы его видели с официанткой.

Дила слегка нахмурилась:

— Да, конечно, почему бы нет, — и подумала, что ей вовсе не хочется с ним встречаться. С Уитни Иверсоном покончено.

Однако на следующий день ей почему-то не сиделось в библиотеке: за окном дивная сентябрьская погода, да и старые журналы уже порядком опротивели. Выходя через дверь в конце веранды, она столкнулась с Иверсоном.

Он приветливо улыбнулся:

— Отлично! Как раз успеем прогуляться до прилива.

Дила хотела было возразить, что вовсе не собиралась никуда с ним идти, что просто хотела подышать свежим воздухом и что обувь у нее для прогулок совершенно не подходящая. Но ничего этого не сказала и пошла за ним по желтеющей траве к утесу.

Уитни привел ее в совершенно незнакомое место — к впадине у мыса, в нескольких метрах от которого узенькая пологая тропинка вела вниз, к пляжу. Уитни протянул ей руку. Его прикосновение привело Дилу в смятение. Все вокруг исчезло: и море, и солнце…

Но когда, по-прежнему держась за руки, наконец добрались до узкой полоски земли, он, вместо того, чтоб обнять ее, воскликнул:

— Видите? Разве не чудо?

Легкая волна промочила левую ногу Дилы. Не дождавшись поцелуя, она уставилась на воротничок его рубашки, выглядывавший из-под отросшей рыжей шевелюры. Уитни повернулся к ней, взял за руки, внимательно вглядываясь в лицо. Но… уже было поздно. Что-то в ней восстало против него, то ли промокшая нога была тому причиной, то ли вытертый воротник, то ли его досадная нерешительность, но когда он сказал: — Вы так прекрасны, что я смущаюсь, — она подумала, что он несет какую-то ерунду, и отступила на шаг.