Ричард Форд - Трудно быть хорошим

Сцена в аэропорту была невыносимой. Бабушка хлюпала носом, дед лез обниматься, так что сам Шейн чуть не заревел. Он с облегчением вздохнул, когда старики уехали. В кафе Шейн выпил кока-колу и проглотил пару таблеток, чтобы успокоить нервы. И через некоторое время стал с интересом смотреть по сторонам. Все вокруг было скользкое, неприятное на ощупь, залитое солнцем; всюду плясали солнечные зайчики, люди каблуками ботинок издавали невероятный шум.

Шейн в который раз достал из бумажника фотографию Сюзанны, которую она прислала вместе с чеком. Мать и Рой Бентли стояли на веранде своего дома. Рой был тощий, обросший щетиной, с гнилыми зубами. Он больше походил на торговца наркотиками, чем на промышленника. Шейн решил, что он наверняка выращивает марихуану в Мендосино, там она растет быстрее, чем сорняки, и делает миллионерами последних дураков. Шейну больше всего на свете хотелось, чтобы с Бентли ему жилось просто: ох и достали же его мужчины Сюзанны. Ей почему-то всегда нравились неудачники. Отец Шейна бросил ее, когда ему было десять месяцев, сбежал в Канаду, подальше от своей новоиспеченной семейки и судебных разбирательств. Ее вторым мужем был барабанщик рок-группы, законченный псих. Он избивал Сюзанну, отвешивал оплеухи Шейну налево и направо. Их квартира на Хай-Ашбери походила на поле брани. Сюзанне пришлось из-за этого отправить сына к своим родителям. Всего на несколько месяцев. Но прошло целых три года. Шейн до сих пор ненавидит барабанщика. Он иногда мечтал о том, как встретит его где-нибудь и размозжит ему палец за пальцем.

Когда объявили посадку, Шейн прошел по сверкающему чистотой коридору и отдал свой билет стюардессе, которую он, без сомнения, видел на рекламе шампуня; попросил место рядом с крылом самолета, чтобы следить за пилотом. Рядом сидел парень лет семнадцати-восемнадцати. Он улыбнулся Шейну, так порой улыбаются обезьяны. Парень был одет в дешевый клетчатый костюм. Шейн тут же ухитрился провести стюардессу и заполучил крошечную порцию виски, которую тут же и прикончил. Он захмелел, почувствовал себя бодрым и вялым одновременно. А сосед сидел рядом такой чистенький, будто терли его щетками и поливали из ведер.

— А я, кажется, пьян, — сказал он, не особенно ломая голову.

Молодой человек улыбнулся своей обезьяньей улыбкой и утешил:

— Все нормально. Господь тебя и такого любит.

Шейну показалось, что парень не понял, и объяснил:

— Ты что, думаешь, я захмелел? Ничего подобного, я «колес» наглотался.

— Жаль, что я так и не попробовал, что это такое, — сказал тот, потянув свое правое ухо, которое, как и левое, было огромным, и добавил: — Должно быть, клёво.

Парня звали Даррен Грейди. Его родители выращивали цитрусовые. А он ехал в духовную семинарию, что неподалеку от Сан-Франциско.

— Хочешь стать священником? — спросил Шейн.

— Не, скорее за компанию, — ответил Грейди, почесав затылок. — Может, видел объявления в журналах? Там писали одно время, что ищут новых братьев.

Шейн никогда ничего подобного в глаза не видел.

— Я тоже не обращал на них внимание, — продолжал Грейди, набив рот арахисом, — пока мне не был дан знак. Хочешь расскажу? Однажды на Юма Бич я увидел над океаном огненный шар. «Час расплаты близок», — раздалось вдруг. Я тебе не вру. Клянусь. Мне тоже сначала показалось, что это галлюцинация. Но она не прошла бесследно.

— Ну а потом? — спросил Шейн с интересом.

— А что потом? Потом пошел в клинику, врач посоветовал отказаться от допинга. Но от шара так и не избавился.

— Священником-то почему?

Грейди нахмурился:

— Я никогда не смогу сказать наверняка, почему решил посвятить себя Богу, — ответил он, перебирая шелуху от орехов на дне серебряно-голубой сумки.

Шейна увлекла история Грейди. Он и сам попадал в подобные путешествия, когда сознание рождало полные печали образы, но он никогда не связывал их с религией. Шейну вдруг стало стыдно, что он так глупо хвастался. И чтобы не оставаться в долгу, рассказал, и что он пробовал наркотики в раннем детстве, и что мать его была хиппи, и что имя ему дала в честь любимого своего фильма.

— Не такое уж плохое имя, бывают и похуже, — сказал Грейди. — Вот в прошлом году в классе у меня дружок был, так его вообще звали Санбим. [2] Санбим — солнечный луч. И ничего. А можешь в суд пойти и поменять.