Ричард Форд - Трудно быть хорошим

Ничто не могло заставить старика изменить своему повествованию, даже приближающийся конец. Ложью остановить то, что надвигается, невозможно. Старик метался по кровати, сбрасывал с себя одеяло, скидывал на пол связки сушеной рыбы и мяса. Охотник лежал на льду уже много часов. От морозного ветра у него закоченели руки, холод забрал последние силы. Он почувствовал непроизвольную дрожь в пальцах и никак не мог с ней совладать. Нефритовый нож выпал из рук и разбился о лед. Медведь — голубой, как глыба льда, медленно развернулся и пошел на него.

Где найти великанов под стать этим горам? Посмотреть из низины — прекрасное место:. река, ровные поля, пологие пастбища, и со всех сторон стеной поднимаются горы, поросшие сосняком. Посмотришь и скажешь — вот бы где человеку пожить! Но за последние пятьдесят лет я перевидал не одну сотню силачей, которые превращались тут в драных козлов и сматывались отсюда ни с чем. В здешних местах, уж поверьте мне, нужна не просто сила, а сила особенная, какую не у всякого встретишь. Я тут учил ребятишек этих бедолаг, и мне понадобилось больше года, пока я не понял: чтобы здешний край обуздать, кроме крепкой спины, еще и крепкие мозги иметь надо. Очень крепкие мозги, я вам доложу.

Именно сила ума изо дня в день выгоняет человека в горы еще затемно и держит его там до ночи. Крепкий хребет и сила ума — вот что нужно человеку, чтобы пустить корни в горах и не свалиться со скалы. Умного не придавит упавшим деревом или сорвавшимся бревном, ему не оттяпает пальцы тросом. И раз у него есть мозги — он сможет бороться с обжигающим морозом и с испепеляющим зноем. Он не захлебнется в потоках дождя и не утонет в грязи. А снег?! Бог мой, если человек выдержит здешнюю зиму — у него много шансов, если победит ее — значит, парень что надо.

Спросите любого — здесь все знают меня, моих сыновей и даже моих поганых племянничков. Вам каждый скажет, что если и есть тут на кого посмотреть — так это на Бака Дейвза и его ребят. Как-то нынешней осенью Джим, мой старший сын, поехал по тонкому льду на «гусе» (так мы гусеничный трактор зовем), провалился и посадил его в грязь по самое брюхо. Так какие-то охотники из города, которые тогда случайно на нас набрели, стали говорить, будто трактор ему нипочем не вытащить. Джим — сам он, как два эти охотника, вместе сложенные, — сказал им, что мы его враз откопаем. Мы с ребятами взялись за лопаты и выкопали под каждой гусеницей канавы глубиной четыре фута. Накидали туда веток и чуть не подавили этих дохляков «гусем», когда тот рванул из грязи. Мы еле ноги передвигали после двухчасового маханья лопатами, а Джим только отер грязь с лица и говорит:

— Черт побери, пора уж и за работу, старик!

Еще две ходки в тот день сделали. Вот как тут жить надо! А кто ждет, когда ему счастье привалит, тому удачи не дождаться; кто слаб духом — тому здешний край не покорить.

Проклятые Йенси!

Йенси уже жили тут, когда я сюда приехал. Целый вагон самых везучих придурков, с которыми я имел несчастье когда-либо быть знакомым. То ли им везет оттого, что безмозглые, то ли они свихнулись от сплошного везения — не знаю. Знаю только, что если человеку приспичило и он пристроился у какого-нибудь дерева нужду справить, — кто-нибудь из Йенси уже сидит там на суку. Честное слово. Вот прошлой зимой я мили две, даже больше, прошел, проваливаясь в снег по колено: искал в казенном лесу пятерых наших коров. Остановился у громадного кедра, уже собирался ширинку расстегнуть — смотрю, к дереву с той стороны чьи то снегоступы прислонены. Отошел от кедра, глянул вверх, и точно: с высоты семидесяти футов смотрит на меня Йенси и смеется. Рэндл Йенси, четвертый отпрыск Билла и Элен. Я как рявкну:

— Какого рожна ты там делаешь?

— Хочу поглядеть, чего это там такое! — орет он в ответ, а сам смеется и ползет выше. Пара суков под ним обломилась, и я уж думал, все — придется переть назад с детским трупом.

— Господи… И что же ты там углядел?

— А ничего! — кричит.

Вот вам Йенси во всей красе. Готовы залезть на дерево, чтобы высмотреть оттуда невесть что и увидеть все тот же снег, деревья и стылую землю.

Так ведь эти недоумки еще и снега боятся до смерти. Увидят первую снежинку — и их с горы будто ветром сдувает. Похватают топоры да пилы и удирают на своих тягачах и тракторах. А что с собой не могут увезти — все бросают. Господи, ну пошел снег — что ж теперь, все оставить и ложиться помирать, так? Три года назад мы с ребятами единственные не ушли из леса. Вкалывали, боролись с глубоким — в пять-шесть футов — снегом, но вывозили лес. Зато весной из наших карманов монеты через край сыпались. Терпеть не могу слабаков. Ясно ведь — если ты позволяешь погоде диктовать тебе условия, в жизни твоей и смысла никакого. Борись тогда с женой, с детьми да с самим собой.