Ахат Мушинский - Шейх и звездочет

— Пора, пора…

Ольга завыла:

— Папочка!

Сергей Андреевич обнял дочь, обнял сына, обнял жену.

— Может, недоразумение все-таки, — попытался внести хоть какую-то надежду Николай.

— Может, все может быть, — сказал Сергей Андреевич.

От сапожищ Дубова на полу остались сухие, пыльные следы.

Провожать не вышли. Сергей Андреевич велел семейству оставаться дома. Послушно остались, смотрели в окно и ничего не видели.

Всю ночь Александра Федоровна ходила из комнаты в комнату, передвигала стулья, тумбочки, переставляла местами на полках книги, гремела на кухне посудой... И ни вздоха тяжелого, ни слезинки. И это тревожило Николая с Ольгой более всего.

На другой день к вечеру Николай дал телеграмму: «СЕРДЕЧНО ПОЗДРАВЛЯЮ БРАКОСОЧЕТАНИЕМ (ВСК) ПРИЕХАТЬ НЕ МОГУ».

В один из осенних воскресных дней Шаих зашел к Пичугиным с починенным «Альпинистом» в руке и почтарем за пазухой. Вся семья, кроме Александра, была дома.

Поговорив немного с открывшей ему дверь Розой Киямовной, Шаих хотел пройти к Юле, но его перехватил Киям Ахметович, выскочивший в коридор по каким-то своим творческим надобностям с торчащим из накладного кармана рабочего халата молотком — рукоятью кверху.

— А-а, Шаих! Пропал и не заходишь. — Он гостеприимно распахнул дверь своей комнаты, сказав по-русски: — А я твою железку даалбаю.

Шаих прошел в комнату и увидел лист красного металла, который по весне уступил художнику при знакомстве и помог сюда занести. На нем выпукло вырисовывался мальчик с прутиком в руке, и над головой его — голуби (один еще без крыла).

— Понял, для чего железка?

— Понял, Киям-абы.

Киям-абы сощурился, окинув взглядом свое произведение, как это делают художники, примериваясь к незавершенной вещи.

— Чеканка... — сказал Шаих. — Только хлыст у голубятника вашего коротковат. И куда ее потом, когда будет готова?

— Э-э! Эта картина, эта железная картина — не просто мальчик и голуби. Эта картина моя будет — торжественная песня миру. Ода! Знаешь, ко Дню Победы, к весне следующей объявлен всесоюзный художественный конкурс, и соль вся в том, что и любителям можно.

— А получится?

— Как не получится! Еще как получится! У меня такая композиция из души обнажается, такая... Но не буду раньше времени. Увидишь. Мы еще покажем профессионалам разным! Да, Шаих, а у нас беда. — Звонкий голос Кияма-абы упал, лицо померкло, он уже и не говорил, а бормотал, трагично сопя: — Александр ушел из дома. Надумал жениться. Отец восстал: сколько тебе лет? В своем ли ты уме? И думать не смей... И он ушел.

— Куда? — удивленно спросил Шаих.

— К ней. К своей любовнице. Она старше его на десять лет. У нее дочь с Сашу ростом.

— Так он же собирался жениться не раньше тридцати и на скрипачке, которая сейчас еще в детский садик бегает.

— Мало ли что! Влюбился... Вот и уща-мараха! — все планы.

— А кто она?

— По специальности револьверщица, по национальности — обрусевшая татарка. Звать Рая. Раися, наверно, по-настоящему, или — Раиля, Рафиса... Приворожила. «Люблю ее», — говорит, и баста. С отцом в пух и прах разругался. Ведь Александр потребовал размена квартиры. «У меня есть своя комната, — говорит, — почему я не могу вывести ее из состава вашей квартиры?» А отец ему: «Вот когда получишь свою квартиру, тогда меняйся и разменивайся, сколько хочешь». «Тогда я уйду», — сказал Саша. А отец: «Иди хоть на все четыре стороны!» Собрался и ушел. Собрался — говорю. Да он и не взял с собою ничего. Книги-учебники, бутсы, футболки, ах, да, конечно, — и коллекцию свою открыток. За ней он позже на такси приезжал. Чем все это кончится? Мать убивается, Юличка, как в воду опущенная, а папаша спокоен. Ему, кажется, даже лучше стало. Меньше шума в доме. Ведь Саша любил слушать музыку.

В дверь поскреблись.

— Юля! — шепнул Киям-абы. — Тебе я о Саше ничего не говорил.

— Говорят, кто-то транзистор мой принес? — Она была в почти белой с пшеничным оттенком, как ее волосы, кофточке и с голубой, как ее глаза, косынкой на шее. — Починил, мастер-ломастер?

В ответ Шаих нажал кнопочку, и «Альпинист» запел:

— Люди гибнут за металл.... За-а мета-а-аллл...

— Чудненько! А что у тебя за пазухой? — Она заметила то, чего не заметили ни мать, ни дед.

Шаих бережно достал белоснежную, без единого пятнышка голубку.

— Подруга Верного. Помните, рассказывал? Из Бугульмы который вернулся, Верный. И вот вчера он пропал. Не уследил. Неужто к другой стае прибился? А может, ястребок ударил? Не знаю. Хожу вот, запускаю его подругу из разных мест, может, все-таки приведет загулявшего отца семейства.