В машину заглянул водитель.
— Никого не осталось? А то новый автобус прибыл.
— Идемте, — сказала женщина.
И правда, все уже толпились у нового автобуса. Старик поднялся следом за ней и с сожалением оглянулся на пустые сиденья. У двери он прошел вперед и подал ей руку. Она была полная, но на землю опустилась легко, как перышко. Шалый молодой человек и его приятели что-то выкрикивали — опять подзарядившись пивом и рассовывая по карманам бутылки. Все полезли в автобус.
— До свидания, — сказал старик, применяя испытанное средство.
— А вы разве не с нами? — И женщина, оглядевшись с видом заговорщицы, понизила голос: — Я никому не скажу. Теперь уже неудобно удирать. Я знаю, вы из-за невестки беспокоитесь.
Старику это не понравилось. — Вот уж что меня не беспокоит.
— А напрасно, — сказала она. — Нужно и о них подумать.
Ее прервал взрыв пьяного хохота — это шалый молодой человек и его приятели увидели вдали юных влюбленных. Те пропадали где-то вдвоем и теперь не спеша шли к автобусу.
— Умучились, поди, в чистом поле? — заорал шалый молодой человек и велел водителю, чтобы сигналил не смолкая.
— Позвонить могли бы от меня, — сказала женщина.
Старик сделал обиженную мину.
— И могли бы купить мой дом, — искушала она.
Влюбленные подошли, их встретили дружным смехом. Девушка — как две капли воды его жена в молодые годы — улыбнулась ему.
— Нет. В Брайтоне я могу сесть в поезд.
— По местам! — выкрикнул водитель.
Старик призвал на помощь семьдесят лет собственного достоинства. Это было ему нужно, потому что собственное достоинство как бы делало его невидимым. Он подсадил женщину за локоть, вошел следом за ней, огляделся, ища свободное место, и, когда она подвинулась, приглашая его, невидимо сел рядом с нею. Она рассмеялась изголодавшимся смехом, обнажив зубы. Он одарил ее неожиданно широкой улыбкой. Пассажиры переговаривались, кричали, кто-то запел, а влюбленные опять вошли в клинч и заснули. Автобус тронулся, стряхнул с себя последние остатки города, проскочил несколько деревень, минуя трактиры со звериными вывесками: "Лисица", "Красный Лев", "Собака и Утка", "Гончая" и одну с иголочки новую вывеску — "Дракон". Он углублялся в длинные туннели из деревьев, снова вздыхал полной грудью в убегающих полях, среди островков зелени, частных и общественных, и через час с небольшим впереди показались лысые приморские холмы и у подножия их — белые полоски мела. Дальше и дальше катил автобус, и голые холмы все росли и приближались.
Женщина неодобрительно поглядывала на влюбленных и уже собралась что-то сказать старику, но при виде его четкого профиля у нее вдруг возникла мысль, от которой даже сердце замерло: а вдруг он преступник? Именно такой человек, как будто воплощенная респектабельность, мог бы примкнуть к этой поездке в имение Хэмптона под видом служащего, чтобы все там разведать — она читала о таких случаях, — украсть драгоценности или составить план грандиозного ограбления. Или явиться к ней в коттедж и укокошить ее. Всего в полутора милях от нее грабители вломились в один дом в отсутствие хозяев — значит, кто-то за этим домом наблюдал, наверно, прослышали, что он продается. После этого сама она, уезжая, стала прятать в кустах у входной двери железный лом. И всегда брала его в руку, прежде чем достать ключ — на всякий случай. Сейчас она мысленно ударила им старика с такой силой, что сердце зашлось, а укокошив его, успокоилась или, вернее, дала возвышенным чувствам одержать верх. На пальце у нее был массивный серебряный перстень с переливчатым фиолетово-коричневым камнем, и она произнесла своим самым тонным, светским голосом:
— Когда мы были в Индии, один раджа подарил мне этот перстень, когда мой муж умер. Очень дорогой перстень. Они там носят такие от дурного глаза. Он очень любил моего мужа. И подарил мне перстень. Они там верят в магию. — Она сняла перстень и протянула старику. — Я его все время ношу. У меня соседей недавно ограбили.
Старик взял в руки перстень. Перстень был уродский, он тут же вернул его хозяйке. И дуры же эти женщины, подумал он, ощутив в себе прилив новых сил. Но вслух сказал: "Очень красиво", и, чтобы не остаться в долгу, добавил: — А моя жена умерла на Азорских островах.
Она глубоко вздохнула. Автобус прорвался сквозь холмы, по обе стороны красными утесами выросли дома, сады и деревья стали гуще, пышнее. Солнечный свет плескался между них и над ними, как волны. Она вцепилась в его руку.
Читать дальше