Борис Гайдук - Плохие слова

Шнуров не отвечал.

— Во многих домах их даже чистить перестали. И то правда — зачем чистить, проще подождать, когда очередной киллер с крыши поползет. За это их чистильщиками и прозвали. Правильно, Шнуров?

— Правильно, полковник. Зато мы в людей с мостов не плюем.

— Случайно вышло. Ты уж извини. Прощай, Шнуров.

Сергей Анатольевич выстрелил.

Шнуров покачнулся.

— Соглашайся! — прохрипел он Гаврюше.

Сергей Анатольевич убрал пистолет.

— Иди ко мне, малыш, — поманил он Гаврюшу. — Вместе будем всяких смрадных гадов в местах общего пользования мочить!

Гаврюша сделал несколько шагов, потом изловчился и плюнул Сергею Анатольевичу в лицо.

«Молодец, пацан!» — была последняя мысль падающего Шнурова.

Лена Перепелкина курила на кухне. Володя молчал.

— Мне очередную фамилию присвоили, — нарушила тишину Лена.

— Тебе ведь еще год.

— Досрочно, за особые заслуги.

— И что за фамилия?

— Маша Харина. Володя поморщился.

— В первом отделе Маши через одну. А все остальные Кати.

Лена вспыхнула.

— Ах… вот как! Может быть, у тебя с ними и контакты были?

Володя обнял ее.

— Не говори глупостей. Все равно ты для меня Вика Гамбузова. Навсегда. Не Перепелкина, не Косогаврилова, не Гильберт-Переследченко. И уж тем более не Маша Харина. Вика Гамбузова. Поняла?

— Да.

Сергей Анатольевич невозмутимо вытер лоб платком.

— Пойдем, малыш. Гаврюша разрыдался.

— Мама… мамочка…

— Мамочки больше нет, — жестко сказал Сергей Анатольевич. — А вот Лену Перепелкину ты сейчас увидишь.

Лена Перепелкина включила на кухне газ, чтобы нельзя было подслушать разговор, и молча взяла Володю за руку.

— Что это?

Лена держала две растопыренные веером бумажки.

— Билеты. Обнаружены на месте ликвидации Шнурова. На меня работают двое ребят из группы захвата.

— Да? И что же это за ребята? Очень интересно…

— Не важно. Смотри сюда. Два билета на предъявителя. На сегодня. Остров в Тихом океане. Никто не знает.

Лена смотрела прямо в глаза.

Не раздумывая, Володя кивнул.

Сергей Анатольевич в десятый раз вертел бесполезный телефонный диск.

Затем, заложив руки за голову, откинулся на спинку продавленного долгой службой кресла.

— А вот я в свое время так не сумел. Вернее, не захотел. Просто помнил долг. А Машку отправил прямо в пасть к Бонду. М-да… Но сейчас, Джимми, я тебе очень не завидую. Такой болван тебя играет… Эх!

Сергей Анатольевич чиркнул спичкой по железному бюстику в углу, затянулся сигаретой и выпустил аккуратное кольцо дыма.

С реактивным свистом самолет оторвался от земли.

— Уважаемые пассажиры, вас приветствует командир корабля пилот первого класса Соколов. Температура воздуха за бортом двадцать четыре градуса, температура в пункте назначения тридцать один градус по Цельсию. Взрывных устройств на борту нашего лайнера сегодня не обнаружено…

Белый песок, волны до края небес. Домик из пальмовых веток на берегу.

Маленький солнечный мир будто бы только что создан.

Двое у кромки земли — его первые люди.

— Ты любишь кокосы?

— Ненавижу.

— Я тоже. А бананы?

— Не особенно.

— Я тоже.

— Зато я люблю тебя.

— И я…

Петухов открыл холодильник, желая выпить огуречного рассола, и увидел лежащую на блюде окровавленную голову. От неожиданности Петухов фыркнул, зажмурился, сосчитал до трех и посмотрел снова.

Голова лежала на блюде.

Тогда Петухов закрыл холодильник и несколько секунд спокойно стоял, держась за ручку.

— Все нормально, — сказал он вслух. — Спокойно, Толя. Все нормально.

После этого резко открыл дверцу.

Голова была на месте.

От увиденного желудок пополз вверх и, едва Петухов успел подскочить к раковине, с мерзким бульканьем вывернулся наружу. После этого Петухов негромко и протяжно завыл, как воют в кино желающие напугать людей привидения, и крупно затрясся всем телом.

Держа в руке телефонную трубку и тыкая пальцем во все подряд кнопки, он немного собрался с мыслями и решил сначала успокоиться. Следовало еще раз убедиться, что это действительно отрезанная человеческая голова, а не что иное. А также знать наверняка, что все происходит наяву, а не во сне или пьяном бреду. Иначе приехавшие менты в лучшем случае поднимут на смех. А в худшем пройдутся по спине дубинками.

И, кажется, пора завязывать.

Петухов положил трубку и вернулся на кухню.

— Стоп! — обрадовался он счастливой мысли. — Перекур!