Борис Гайдук - Плохие слова

Немолодой, но неизменно многообещающий художник Гриша Капитанов метался по перрону Казанского вокзала рядом с внушительный стопой своих картин.

— Не знаю, Серега, просто не знаю, что делать, — в полной растерянности повторял Гриша. — Это какое-то чистое западло: в поезде Москва-Барнаул нет багажного вагона! Можешь такое представить?

Нагруженные ручной кладью пассажиры обходили Гришу со всех сторон, бросая на сложенную кучей живопись любопытно-сердитые взгляды.

Гришин собеседник сделал движение рукой, означающее «так ведь кругом бардак, чего ты хотел».

— Эта овца согласилась взять в служебное купе две пачки, — продолжал Гриша. — Требует пятьсот рублей. Сука. Придется отдать, а что делать? Одну пачку я заберу в свое купе, распихаю как-нибудь по полкам, если пассажиры не убьют. Остальное, Серег, я просто не знаю.

Сергей мрачно молчал. Все ясно.

— Слушай, — проникновенно заглядывая в глаза, сказал Гриша. — Я знаю, что я тебя страшно напряг. Я знаю, что Татьяна на меня теперь в обиде навсегда. Но ты же видишь, я в совершенно безвыходной ситуации. Серега, как друга тебя прошу! Практически на коленях умоляю! Оставь пока остальное у себя! Это ненадолго, клянусь!

— Ничего себе, остальное! — хмыкнул Сергей. — Связок пять остается. И куда мне их? Ты сам видел, как мы живем. Я журнальный столик уже десять лет не могу купить, поставить некуда!

— Сергей, ну… ну, не бросать же мне их здесь?! Спасай!

— Разве что в гараж их?

— Во! Давай в гараж! На неделю максимум. Я что-нибудь придумаю!

— Так и в гараж некуда. У меня не «Запорожец». «Газель» как раз весь гараж и занимает.

— Серега, я тебя прошу!

— Если только связки распотрошить и поставить вдоль стен, на полки.

— Точно! Давай так.

— Ох, Гришка! Почему с тобой все время такой геморрой? О чем ты раньше думал?

— Как о чем? О багажном вагоне, естественно. Когда я увозил выставку из Воронежа, вообще никаких проблем не было. Спокойно все оформил, заплатил недорого.

— Ладно. Понесли, что ли, твое имущество обратно?

Картины снова уложили в цельнометаллическую «Газель». Повеселевший Гриша побежал за едой в дорогу.

Сергей с трудом шевелил неопохмеленными мозгами.

«Татьяна меня за эти картины убьет, — заранее пугался он. — Мы с Гришкой за эти три дня ей и так всю кровь выпили».

Два месяца назад художник Григорий Капитанов привез в Музей современного искусства персональную выставку. Важно ходил на открытии в электрических лучах славы, дал интервью телеканалу «Культура» и нескольким изданиям.

Богемного вида гости жали Гришке руку и говорили о свежей струе в гуманистическом контексте, амбивалентности видимого мира и эманациях общественного сознания. Нафталиновый старичок с большими диоптриями напирал на духовное возрождение нации. Из соседней школы пришла экскурсия.

Закрытие прошло скромнее.

Гриша в основном пил водку у своего старого друга Сергея Пличкина и безуспешно пытался вызвонить нескольких подруг пятнадцатилетней давности.

Появился Гриша с пакетом еды и почти пустой бутылкой пива.

— Эх, Серега, я за это твой конный портрет в натуральную величину напишу! — издали закричал он. — В костюме Генриха Четвертого! Что скажешь?

— Почему Четвертого? — спросил Сергей, провожая завистливым взглядом булькающую в Гришиной руке бутылку.

— А какого ты хочешь? Восьмого? Давай Восьмого!

— Мне все равно какого.

— Эх, Серега, Серега! — взбодрился от пива Гриша. — Не ругайся ты на меня! Если бы ты знал, что это такое — дышать красками и маслом! Что значит каждой картиной заново начинать Сотворение мира! От первого дня до седьмого!

— Куда уж нам, — буркнул Сергей.

Гриша вытащил из пакета еще одну бутылку.

Сергей взглянул на часы. Делать на вокзале больше нечего, но Гришу бросать неудобно. Пятнадцать лет не виделись с тех самых пор, когда он уехал жить в свой Барнаул. А тут вдруг объявился, весь из себя художник, творческая личность, да еще с персональной выставкой в известном музее. На шее пестрый платок, штаны на два размера больше, пальцы в красках. А ведь раньше рисовал только баб голых в книжках. Вообще-то и сейчас рисует. Только теперь это называется «обнаженная натура».

— …И в одной заброшенной прачечной, в жалких комнатушках жили Пикассо, Модильяни, Хаим Сутин, другие. И все они были гениями, все до единого. Представляешь, старик, какая там была энергетика? Они там вместо воздуха дышали живописью. Голыми руками расписывали стены, дарили друзьям рисунки, которые сейчас стоят сотни тысяч. Представляешь?