Борис Гайдук - Плохие слова

— Ну да.

— Вот, Серега, когда я помру знаменитым, мои картинки, что у тебя висят, будут стоить бешеных денег. А я напишу про тебя в своих мемуарах. Хе-хе, шучу.

— Что значит «шучу»? Не напишешь, что ли?

— Эх, Серега, — посерьезнел Гриша. — До мемуаров еще знаешь сколько нужно перелопатить выставок?! Сколько жоп вылизать разным музейщикам?! Многие всю жизнь рисуют, и хорошо рисуют, а толку — ноль. Ничего не выставляют. А у меня уже вторая персональная выставка. И — в Москве. Ты хоть понимаешь, что это такое? В Москве!

Сергей пожал плечами. Где еще быть нормальной выставке? В Питере разве что. Да за границей.

— Ладно, Серега, я пойду. Я тебе сразу же позвоню. Век тебя не забуду, спасибо. Правда.

Гришка обхватил Сергея за туловище и легко оторвал от земли. Здоровый лось, даром что художник. Поезд заскрежетал и тронулся с места.

— Что за хрень! — вскрикнул Гриша и бросился догонять свой вагон.

Отпихнув проводницу, он впрыгнул в дверь, обернулся и замахал рукой.

— Передвижник, мать твою! — усмехнулся Сергей вслед уплывающему составу.

В гараже Сергей выпил бутылку пива, перевел дух и скептически оглядел замкнутое пространство. В принципе равномерно распихать можно. Но заниматься сегодня этим не хотелось. Лучше завтра с утра.

— Так я и знала! — гремела посудой в раковине Татьяна. — Так я и думала, что этим все кончится! Да ведь этот хлам в твою машину еле влез, где ты его в гараже хочешь сложить? Где?

— Во-первых, половину он увез. А остальное заберет через неделю-другую.

— Через какую неделю?! Какую другую?! Ты что, Гриши своего не знаешь? О господи! Эй, да вы с ним еще пили, что ли?

— Нет, это я по дороге бутылочку выпил.

— Куда я там теперь капусту поставлю?

— Тань, ну хватит орать! Мне эта живопись самому ни в какое место не уперлась! Что, выкинуть все надо было, да?!

Татьяна оставалась сердитой весь вечер. Олег и Леночка выбрались из своей комнаты, радуясь тишине, наступившей после отъезда дяди Гриши.

В два захода Сергей вынес к мусоропроводу накопившиеся бутылки.

Ночью Татьяна отпихнула мужа и завернулась в свое одеяло. Сергей не настаивал и быстро уснул.

Утром Сергей выгнал машину, еще раз оглядел гараж, распаковал склеенные скотчем связки картин и стал их расставлять. Большие выстроил вдоль стен, средние уместил на полках, маленькие рассыпал по всем свободным местам.

Румяная школьница с мячом в руке заслонила собой стопку зимней резины.

Римская волчица с детишками скрыла убитый, но вполне годный на запчасти волговский движок, задарма купленный в соседнем таксопарке. Кареглазая волнующая красотка в венке из золотых цветов, слегка прикрытая висящими на крючках халатами, томно смотрела от умывальника.

Сверху донизу гараж неузнаваемо разукрасился жирными подсолнухами, цветами, животными, летящими по небу ангелами и добрыми толстощекими детьми. И женщинами: радостными, мечтательными, зовущими.

«Это мы! — строили глаза женщины Сергею. — Нас нарисовал художник, смотрите на нас, мы красивые.»

— Ай да Гришка, сукин сын, — присвистнул Сергей, чувствуя неожиданное волнение. — Вот ведь сколько всего намалевал, плодовитый ты наш!

Сергей сел за руль и бережно, стараясь не газовать, заехал обратно в гараж. Машина поместилась с трудом, прямо в лобовое стекло свесился хитроглазый змей, предлагающий легкомысленной Еве ослепительно красное яблоко.

— Ну что, разложил художества? — спросила подобревшая Татьяна.

— Да, все влезло, можешь сама посмотреть.

— Что смотреть, я на вашей выставке видела. Как был Гришка юбочник, так и остался. Горбатого могила исправит.

— Это точно.

Позвонил Гриша.

— Как дела, старичок? Поместилось мое культурное наследие?

— Поместилось, — коротко отвечал Сергей.

— Вот, я тебе говорил, что все будет в порядке! Скоро я что-нибудь придумаю!

— Думай быстрее, пока крысы не начали жрать твою живопись, — раздраженно брякнул Сергей.

— Что… что? — залепетал Гриша. — Какие крысы? Ты что? Ты о чем?

Сергею стало совестно.

— Это я так, шучу. У меня все забетонировано. Я зимой в гараже квашеную капусту держу, мне только крыс там не хватало.

— Ну и шуточки у тебя, брат. Ты не расслабляйся. Это не просто художественные ценности, это материальные богатства на много тысяч очень условных единиц. У тебя хоть замок на гараже хороший?

— Гриша, если у тебя ценностей на столько условных единиц, — начал было Сергей, но решил не продолжать.