Борис Гайдук - Плохие слова

— Приказ об Увольнении в Запас Военнослужащих Срочной Службы.

— А-а…

Чуть приволакивая левую ногу, пройдет маршал по коридорам министерства.

Встречные отступают с ковровой дорожки и, щелкая каблуками, застывают вдоль стен.

Маршал коротко кивает, главкому авиации отдает честь.

— Что это старик в такую рань при полном параде? — шепчутся за его спиной.

— Маршал идет писать Приказ.

— Ах да, Приказ… Последний, похоже.

— Да, совсем слаб…

У двери приемной министра встречает начальник Генштаба, жмет руку, заглядывает в глаза.

— Товарищ маршал, есть трудности с весенним призывом. Военкоматы не могут набрать нужное количество призывников. Может быть, отложим Приказ хотя бы на несколько дней?

Приказ? Отложить?!

— Не сметь! — загремит под сводами маршальский окрик, так что начальник Генштаба вздрогнет и втянет голову в плечи. — Не сметь даже думать об этом! Где хотите ищите молодых! Иначе сами у меня в войска служить пойдете! Ни на один день дембелей не задержу! Права морального не имею! Понятно вам? Идите!

Начальник Генштаба сделает «кругом» и поспешит исчезнуть.

— Ишь, Приказ отложить! Дармоеды! — сердито ворчит маршал.

В приемной вскакивает личный адъютант.

— Пятнадцать минут ни с кем не соединять, — бросит ему министр.

— Но, товарищ маршал, Кремль…

— Ни с кем, я сказал!

— Есть!

Министр войдет в кабинет, обогнет огромный, полированного дуба письменный стол и опустится в кресло с высокой спинкой.

Бросит на стол фуражку и зашарит по карманам.

Дрожащей рукой соберет со лба капли пота. Не стоило так кричать, нельзя волноваться. Сердце. Таблетку. Скорее.

Весна. Обычно мрачный кабинет залит молодым солнцем. Через месяц появится зелень, расцветет сирень.

Будет ли еще одна весна?

Две или три минуты, прикрыв глаза, министр сидит неподвижно, затем глубоко вздыхает, наклоняется над столом и придвигает к себе лист белоснежной финской бумаги. Руки успокоились, можно приступать. Золотое перо высшей пробы опускается в малахитовую чернильницу.

Маршал крупно выводит:

ПРИКАЗ МИНИСТРА ОБОРОНЫ СССР

Вот и все, ребятки. Пора домой. Спасибо вам за службу…

«Всем воеводам войска Московского повелеваю без промедления уволить в запас служивых дембелей. Каждому выдать наилучшую парадную форму, кормовое и денежное довольствие на дорогу до дома. Из расположения частей и соединений проводить барабанным боем, фейерверками и чаркой водки. Под страхом смертной казни запрещаю воеводам чинить любые препятствия дембелям, отбывающим со службы к местам мирного жительства…»

В приемной зазвонит телефон с золотым гербом, адъютант нерешительно возьмет трубку.

— Слушаю! Так точно, товарищ генеральный секретарь, доложил! Прошу простить, но министр распорядился ни с кем не соединять. Виноват, но он пишет Приказ об Увольнении в Запас Военнослужащих Срочной Службы…

— Ах ты!.. — Генеральный секретарь на своем конце кладет трубку и не может скрыть раздражения.

— Что случилось? — вполголоса спросит сидящий по правую руку председатель Совета министров.

— Маршал пишет Приказ об Увольнении в Запас Военнослужащих Срочной Службы.

— Ясно, — Председатель Совета министров бросает взгляд на часы. — Будет не раньше чем через сорок минут. Придется подождать.

— Товарищи! — обратится к членам политбюро генеральный секретарь. — Министр обороны пишет Приказ об Увольнении в Запас Военнослужащих Срочной Службы. Без него западные инициативы мы обсуждать, сами понимаете, не можем. Поэтому предлагаю объявить перерыв примерно на час.

«…для поддержания боеспособности войска и крепости границ приказываю призвать на военную службу юношей старше восемнадцати лет, расписать по полкам, обучить солдатскому делу и привести к государевой присяге.

Приказ зачитать с табуреток после отбоя во всех частях и соединениях армии, авиации и флота, пограничных и внутренних войск. Об исполнении доложить».

Маршал ставит размашистую подпись и нажимает на столе кнопку селектора.

— Приказ готов, — коротко говорит он.

Тут же распахнутся тяжелые двери, вбежит адъютант, бережно возьмет со стола исписанный лист и, держа его перед собой, опрометью бросится вон.

— Пусть принесут мой обычный китель, — крикнет вдогонку маршал.

— Слушаюсь!

Невыносимо тяжел парадный мундир, невыносимо. Вся жизнь здесь, в этих орденах и медалях.

Вот эти еще фронтовые, самые дорогие. В двадцать два был уже капитаном.