Гийом Мюссо - Завтра

Посидев несколько минут в раздумье, поглаживая подбородок, Эмма вновь наклонилась к компьютеру и набрала в Гугле: Сватковская, пианистка. Мать Кейт имела право на отдельную статью в Википедии. Так оно и было. Эмма прочитала ее с большим интересом.

Анна Валерьевна Сватковская (12 февраля 1954, Ленинград — 23 марта 1990, Сиэтл) — русская пианистка. Умерла от рассеянного склероза.

Вундеркинд, окончила консерваторию им. Римского-Корсакова в Санкт-Петербурге, ученица самых известных профессоров консерватории.

Дебютировала в качестве солистки в шестнадцать лет, исполнила Первый концерт Рахманинова в сопровождении Ленинградского государственного оркестра. Участница различных фестивалей, выступала в самых знаменитых залах мира — в Берлинской филармонии и Карнеги-холл в Нью-Йорке. Ее первая пластинка была записана на студии «Дойч Граммофон»: Лист «Соната си минор». Исполнение признано классическим.

Блестяще начавшаяся карьера прервалась в 1976 году из-за рассеянного склероза, начавшегося после рождения дочери. Болезнь вынудила пианистку отказаться от концертирования. В начале 80-х годов она уехала на лечение в Соединенные Штаты. Умерла в 1990 году, проведя последние годы жизни в бедности.

Эмма представила себе детство и юность Кейт. Трудности жизни в чужой стране, ощущение вины из-за болезни матери, тяжкая травма от ее смерти. Несомненно, все это повлияло на выбор профессии Кейт… Эмма стала считать, загибая пальцы: если мать умерла в 1990-м, значит, Кейт исполнилось лет четырнадцать или пятнадцать. С кем же она осталась? С отцом? Но его не было на фотографиях. Он не упоминался в статье.

Юношеские фотографии были гораздо веселее. Кейт училась в престижном университете Беркли и фотографировалась всегда вместе с молодой индианкой, тоже студенткой. «Та самая Джойс Уилкинсон?» — спросила себя Эмма, вспомнив последний из секретных вопросов, на который отвечала агенту охранной фирмы. Но что-то смущало Эмму, когда она рассматривала фотографии — Кейт на них было явно уже восемнадцать или двадцать, и черты ее лица чем-то отличались от теперешней Кейт. Эмма перевела фотографии на компьютер, чтобы сравнить их на большом экране с недавними снимками. Изменение было очевидным, но не таким уж значительным. Черты лица стали более правильными, скулы более отчетливыми. Молодая женщина, скорее всего, побывала в руках пластического хирурга. Но зачем? Зачем доводить свою внешность до совершенства, если ты и без того красива?

«Может быть, она попала в аварию и ей понадобилась пластическая операция?»

Вопрос повис в воздухе без ответа. Взять ответ было неоткуда. Эмма принялась рассматривать другую фотографию, тоже на экране компьютера. Кейт, чуть старше, чем на предыдущих снимках, с вызовом смотрела в объектив. Сложенные под грудью руки подчеркивали ее упругость, плоский живот, крутые бедра. Кейт на фотографии выглядела вызывающе сексуальной.

«Как себя чувствует девушка, если, щелкнув пальцами, может привлечь к себе любого парня? — спросила Эмма, будто бы разговаривая с Кейт. — Жизнь у тебя легче, чем у других? Или ты переживаешь такие же неприятности на любовном фронте? Мучаешься так же, как простые смертные?»

Да, наверное, так же, если судить по таблеткам в твоей аптечке…

Нахмурив брови, Эмма приблизила глаза к экрану, одновременно увеличивая изображение. В те времена Кейт носила на руке возле левого плеча татуировку. Но на других фотографиях татуировки не было. Она была временной? Или Кейт ее удалила? И на этот вопрос не было ответа. Зато Эмма могла попробовать догадаться, по какой причине Кейт захотела удалить татуировку. С помощью мышки Эмма выделила картинку и увеличила ее. На экране появилась фигура лошадки с крученым рогом.

«Единорог…»

Эмма на всякий случай скопировала и единорога, не зная, шутка ли он или какой-нибудь значимый символ…

Она подняла глаза от экрана и потерла себе веки. Снег за окном повалил густыми хлопьями. При взгляде на метель она невольно зябко поежилась. Зато в библиотеке было так спокойно. Тихонько журчало отопление. Тепло, тишина, уют, несмотря на величину зала, рождали ощущение защищенности, располагали к неспешным размышлениям. Старый английский клуб неожиданно разместился в соборе. Эмма попробовала определить, что так умиротворяюще на нее действует. Множество книг в красивых переплетах, выстроившиеся на стеллажах? Шелест переворачиваемых страниц? Скрип самописок? Легкий шорох пальцев, прикасающихся к клавиатуре компьютеров?