Джин П. Сэссон - Мольба Мариам

Таков Афганистан, думала я, одно чудовище порождает другое. Неужто это произойдет и с моим сыном? Неужели жестокость отца исковеркает его нежную душу? Неужто самый милый ребенок в мире превратится в бесчувственного тирана, такого же как его отец?

Еще больше я мучилась оттого, что все мои родные с улыбкой встречали мои предостережения, пока Каис не перехитрил их. Но больше всего я страдала оттого, что на самом деле Каис не любил Дюрана. Он гордился тем, что у него сын, и радовался, что может хвастаться этим перед другими афганцами, но при мне он никогда не проявлял к нему никаких чувств. Я вздрагивала при воспоминании о том, как он легко раздражался на Дюрана, кричал на него, избивал меня у него на глазах и даже грозил ему кулаком. Лишь мое присутствие спасало моего сына от насилия.

Дюран действительно едва знал своего отца. Большую часть своей жизни он провел отдельно от него. Вместо отца у него был мой нежный папа. И когда Дюран пугался, он звал меня или деда.

Моему сыну было всего два года, и он был слишком мал, чтобы осознать отсутствие матери. Я была уверена, что он ищет меня точно так же, как я пытаюсь найти его.

Я позвонила любимой сестре Каиса Зин е , которая жила в Германии. Она лицемерно доброжелательно сказала, что ей ничего не известно о местонахождении Каиса. Она поклялась на Коране, что сообщит мне, если что-нибудь узнает. Чувствуя, что она лжет, я воззвала к ее любви к собственным детям, но она продолжала утверждать, что не в курсе происходящего.

Я предполагала, что Каис и Дюран скорее всего, живут у нее. Через неделю я уже была в Германии. К счастью, немецкая полиция проявила редкое участие. Они тут же обеспечили меня необходимыми документами и отвезли к дому Зине.

Зине пришла в ужас при виде суровых полицейских, входящих в ее квартиру.

— Что я сделала? — закричала она, прижимая руки к груди. — Зачем вы пришли?

Полицейские обыскали ее дом, но ничего не нашли. Затем они развели по разным комнатам Зине и ее детей и стали их допрашивать. В конце концов перепуганная Зине разговорилась и призналась, что Каис с Дюраном действительно провели у нее несколько недель и оба находились в ее квартире, когда я звонила ей. Затем со слезами на глазах она сообщила, что Каис обращался с моим сыном жестоко и сказал ей, что забрал его лишь для того, чтобы причинить мне боль. Затем немецкая полиция выяснила, что за неделю до моего приезда Каис с Дюраном вылетел из Франкфурта в Москву, а оттуда в Кабул.

Мое дитя теперь находилось в опасной стране, раздираемой насилием и жестокостью. Стоял сентябрь 1986 года, и Афганистан пребывал в состоянии крупномасштабной войны. Еще в начале года в Афганистане был принят новый закон, обязывающий всех мужчин старше восемнадцати лет служить в армии. Может, Каиса тоже призовут и отправят на фронт? И кто тогда будет ухаживать за моим ребенком? Я читала о крупных сражениях в Панджшерской долине под Кабулом, где моджахеды противостояли русским. Советские и афганские войска несли страшные потери, но больше всего я переживала за гибель гражданских лиц. Самое ужасное заключалось в том, что в тот самый момент, когда Каис должен был прилететь в Кабул, в международном аэропорту произошел страшный взрыв, в результате которого пострадало более двухсот гражданских лиц. В еще одном тревожном сообщении говорилось о советской программе, согласно которой афганские дети отнимались у родителей и отправлялись в Советский Союз на десять лет для обучения.

В Афганистане не было места для моего сына. От одной мысли о том, какая опасность грозит моему ребенку, я теряла рассудок, колени у меня подгибались, и я начинала рыдать как умалишенная.

Через несколько недель после возвращения из Германии я получила по почте большой конверт. Обратного адреса на нем не было. Меня затрясло от ужаса, когда я представила себе, что может находиться внутри.

Я вскрыла конверт. Внутри оказалась фотография моего обожаемого сына, посылающего воздушный поцелуй. Внизу Каис написал большими печатными буквами:

ДО СВИДАНИЯ, МАНО!

В глазах у меня потемнело, и я упала в обморок.

Я невыносимо страдала, горе мое было бесконечным.

Я чуть не лишилась рассудка.

Я заклеила все стены нашего дома размноженными фотографиями Дюрана, непрерывно покрывала их поцелуями и бормотала:

— О Аллах, как там мой сын? Сыт ли он? Не мерзнет ли он?

Однажды, отправившись, как обычно, в магазин, я увидела маленького мальчика, который попросил мать купить ему шоколадку. Она отказала, а он расплакался. Я поспешно достала шоколадку и протянула ее мальчику. Его мать, глядя на меня с подозрением, попятилась, но я взмолилась: