— Мы ничего не можем сделать, — ответил мне чиновник Госдепартамента. — У Соединенных Штатов нет в настоящее время дипломатических отношений с афганским правительством.
Привыкнув к тому, что живу в стране, где глава государства зачастую лично откликается на просьбы граждан, я написала письмо в Администрацию Рейгана, умоляя американского президента помочь мне вернуть сына. Но от него я получила лишь формальный ответ с теми же самыми данными, которые мне уже сообщил чиновник Госдепартамента. «Соединенные Штаты не поддерживают дипломатических отношений с Афганистаном».
Когда я снова впала в отчаяние, папа показал мне газетную статью о маленьком мальчике, который был похищен во Флориде и убит.
— Зачем ты мне это дал? — обезумев от страха, воскликнула я. Неужто то же самое произошло с Дюраном и папа таким образом пытался меня подготовить к страшному известию?
— Просто подумай, как тебе повезло, — ответил папа. — По крайней мере, твой сын был увезен не чужим ему человеком и его никто не убил. Ведь он находится со своим отцом, Мариам.
Я лишь покачала головой, изумляясь отсутствию у него проницательности и сочувствия.
Мы убедились, что Дюран жив, когда Каис передал мне сообщение через папиных друзей в Афганистане: «Если Мариам пересечет границу Афганистана, я отрежу ей ноги и отправлю их обратно в Лос-Анджелес».
Жившие в Кабуле друзья и родственники продолжали прилагать усилия для того, чтобы увидеться с Дюраном. Кое-кто даже пытался относить ему подарки, но на пороге дома их регулярно встречал разгневанный Каис, угрожавший свернуть им шею. Кроме того, мы узнали, что Каис разорвал отношения с афганскими патриотами и стал советской марионеткой. Он доставлял пищу русским и неплохо зарабатывал. Я старалась убедить себя найти в этом хоть какое преимущество: Каис не ушел на фронт и не бросил Дюрана на попечение чужих людей. И хотя Каис служил врагам моей страны, я надеялась, что часть получаемых денег он тратит на моего сына.
Потом одной женщине удалось проникнуть в дом Каиса и увидеть Дюрана, так как Каис не знал, что она моя подруга. Она успокоила меня, сказав, что Дюран жив, хотя часто плачет и постоянно кричит: «Мано! Мано!» Она была изумлена, когда в ответ на эти известия я начала рыдать.
Я часто молилась, чтобы мой сын забыл меня, полагая, что тогда жить ему станет легче. Но, судя по всему, Дюран получил такую психологическую травму, что даже после десяти месяцев разлуки продолжал ждать меня. Когда я поняла это, мои мучения лишь усилились. Друзья и родственники начали шептаться, что эти переживания убьют меня и вскоре им придется меня хоронить.
Но едва я узнала, что мои кузины уже шьют мне саван, я решила, что должна быть сильной. Если я умру, кто станет бороться за возвращение моего сына? Я знала, что, как только на моем надгробии выбьют эпитафию, все позабудут о судьбе несчастного Дюрана.
Тогда-то я и осознала: у меня нет другого выхода, я обязана жить.
В октябре 1987 года я устроилась на необременительную работу в видеосалон, где надо было проверять выдаваемые и возвращаемые кассеты. Еще никогда у владельца салона не было такого ответственного работника. Я функционировала как робот: рано приходила, работала с бешеной скоростью и оставалась допоздна, не прося при этом дополнительного вознаграждения. Вся моя жизнь теперь состояла из работы, а посетители становились моими друзьями. Некоторые мужчины приглашали меня на свидание. Но я всем отказывала.
— Ты что, лесбиянка? — наконец поинтересовался один из них.
Я передернула плечами и не стала объяснять, как брак разрушил мою жизнь. У меня не было сил на новые отношения.
Как раз в это время Надия родила девочку. И в мою жизнь вернулась доля радости, которую я ощущала, глядя на маленькую племянницу. Сьюзи стала смыслом моей жизни. И хотя порой я снова впадала в состояние глубокого отчаяния, для меня пришло время начать жизнь заново.
Вскоре после рождения моей племянницы в салон зашел высокий мужчина с Ближнего Востока, чтобы взять напрокат кассету. Я попросила его предъявить видеокарту и удостоверение личности. Удостоверение принадлежало другому человеку, а он объяснил, что приехал навестить шурина и зашел взять какой-нибудь фильм для семейного просмотра. Когда он сообщил, что приехал из Саудовской Аравии, я не раздумывая спросила:
— И привезли с собой четырех жен?
Он добродушно рассмеялся:
— Не все мужчины Саудовской Аравии имеют по четыре жены. А у меня вообще нет.
Читать дальше