Марина молчала, с трудом сдерживая слезы. Почему Михоэлс так добр к ней? Зачем осыпал всеми этими незаслуженными комплиментами? Камянов и Каплер, что ли, убедили Михоэлса в ее таланте?
Левин потянулся вытереть слезу, катившуюся по Марининой щеке. Она отвернулась, Матвей опустил руку.
— А вы знаете, Марина Андреевна, что вам невероятно повезло? — спросил он ласково. — Я оказался на вокзале случайно. Это судьба! И взял с собой Надю непонятно зачем. А ведь у меня просто нет времени для бесцельных прогулок… Но я уже собирался уходить, когда увидел вас, спускающуюся на перрон. Все эти якобы случайности не случайны. Вы это понимаете, Марина Андреевна?
Марине показалось, что он хочет ее коснуться. Может быть, в другой момент она была бы не против. Красота Левина, его голос произвели на нее большое впечатление. Как и изысканность манер. Как и его лесть. Как и заразительное жизнелюбие… Но был ли он искренним хотя бы самую малость? Или все это уловки опытного соблазнителя? Кто ж его знает? Чтоб разобраться, ей надо отдохнуть, прийти в себя.
Марина встряхнулась, как прогоняют сон. Пробормотала слова благодарности.
— Извините, после этого путешествия я еще плохо соображаю.
Левин улыбнулся и взглянул на часы.
— Идемте, пора нанести визит товарищу председателю комитета.
Уже за кулисами он поднял рубильник, и сцена погрузилась во мглу.
Левин оказался прав: комитет, включая председателя и Машу Зощенко, не имел ничего против, чтобы Марина осталась в Биробиджане. Кроме председателя и Клитенита, в него входили четыре женщины и еще один мужчина — все из первых переселенцев.
Открыл заседание Левин. Он заверил, что появление в Биробиджане выдающейся московской актрисы не просто обогатит культуру автономной области, но и редкостная удача для руководимого им театра. После двух лет топтанья на месте наконец-то можно будет поставить новые спектакли, которых так жаждет зритель в это суровое, голодное время. Это все столь очевидно, что не заслуживает обсуждения. Он отнюдь не призывает нарушить закон. Да, переселение в их регион сейчас приостановлено, однако в данном случае речь идет не о переселении, а о временном пребывании. Товарища Гусееву можно прописать в Биробиджане на два года, пока не закончится срок действия ее гражданского паспорта. У них вообще острая нехватка работников культуры, и в театре — сплошные вакансии, которые необходимо заполнить. Сколько уж раз он, художественный руководитель, поднимал этот вопрос, даже в Москву обращался, чтобы прислали актрису. К тому же не будет ли оскорбительным для великого Соломона Михоэлса, председателя Еврейского антифашистского комитета, если они отвергнут его очередной дар Биробиджану?
Левин говорил вдохновенно и напористо, как человек, уверенный, что к нему прислушиваются. Женщины из комитета, включая Зощенко, не могли глаз оторвать от этого красавца. Суровое выражение их лиц, выдубленных бесприютной сибирской жизнью, теперь смягчилось, будто от мужской ласки. Зампредседателя Клитенит терпеливо слушал, полуприкрыв глаза и купая усы в сигаретном дыму. Председателя речь Левина убедила, судя по тому, как он доброжелательно вскидывал брови, глядя на Марину, которая отметила, что влияние Левина на комиссию явно большее, чем просто у худрука театра.
Но размышлять на эту тему ей было некогда. Марине пришлось заполнить небольшую анкетку. После чего в паспорт мгновенно шлепнули штамп о прописке и внесли ее фамилию в реестр переселенцев. Затем комиссия в полном составе поздравила Марину с прибытием. Члены комиссии заботливо расспрашивали, хорошо ли она устроилась, обещали всяческую помощь, а также поаплодировать ей на ее первом же спектакле. Безусловно, Левин прав! Даже в отдаленных селениях, даже в армейских гарнизонах люди буквально изнывают без новых спектаклей Еврейского театра.
Клитенит торжественно огласил решение комиссии. До этого он не произнес ни слова. Когда члены комиссии встали со своих мест, Маша Зощенко что-то шепнула Левину. Когда и он, улыбнувшись, ей что-то шепнул в ответ, Марина впервые услышала ее смех.
На улице их ждал фотокорреспондент, запечатлевший всю компанию на фоне бюстов Ленина и Сталина, обрамлявших вход в здание. Оно, как и театр, было кирпичным, тоже построено в начале 30-х, но чуть позже и в совсем другом стиле. Как большинство такого рода построек 30-х годов, оно напоминало тяжеловесный, вычурный склеп.
Надя, поджидавшая у входа Матвея и Марину, сфотографировалась со всеми вместе. Уже наутро фотография появилась в «Биробиджанер Штерн», главной местной газете, которую Надя добыла, несмотря на густой снегопад. Страницу, кроме групповой фотографии, украшал и Маринин портрет размером едва ли не в четверть полосы. На нем у Марины был вид даже более плачевный, чем она думала.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу