Колин Маккалоу - Горькая радость

— Я могу предложить вам место, сестра Латимер, но только не в операционной. В мужское отделение требуется вторая медсестра для работы с шести до двух. И в родильное отделение тоже. Что вы предпочтете?

— Благодарю вас, сэр. Я выбираю мужское отделение, — ответила Эдда и, резко повернувшись, вышла из кабинета.

— Сестра Хизер Скоуби?

— Это я, сэр.

— Вообще-то вас уже определили на должность сестры-инструктора плюс вы следите за содержанием и питанием больных. Я планирую отдать все хозяйственные вопросы заместительнице старшей медсестры, которая будет отвечать за уборщиц и санитаров. Теперь все они будут обязаны пройти учебный курс по санитарии и гигиене и посещать практические занятия. Вы, сестра Скоуби, разработаете для них все необходимые инструкции.

— Отличная идея! — просияла Тафтс.

— Питание — отдельная проблема, но там схожие требования. К примеру, все работники кухни должны иметь понятие о гигиене. Как все уже поняли, на питание каждого больного будет отпускаться гораздо больше, чем шесть пенсов в день, но главное — это качество пищи. Мы со старшей медсестрой решили, что кухня будет в ведении одной из ее заместительниц, специально назначенной для этой цели. Но вот только не знаю, с чего начать.

— С топора, сэр. Старшая сестра Ньюдигейт человек городской и не знает, что такое повар для стригалей, а ведь доктор Кэмпбелл нанимал именно их. Работа у стригалей очень тяжелая, и они не слишком разборчивы в еде. А у больных подчас вообще нет аппетита. Советую вам уволить всех поваров и набрать новых, поприличнее.

— Я так и сделаю. Сестра Скоуби, вы, разумеется, назначаетесь на должность сестры-инструктора и отвечаете за все учебные программы больницы.

— Благодарю вас, сэр, — улыбнулась Тафтс и покинула кабинет.

Осталась последняя сестра, которая все еще рассматривала книги.

— Сестра Кэтрин Тридби?

Она повернулась, сделав почти танцевальное па, и главврач онемел от изумления.

— Это вы! — изумился он.

— Это зависит от того, что вы под этим «вы» подразумеваете, сэр. Я — сестра Кэтрин Тридби.

— Но вас же зовут Китти Латимер, вы дочь местного пастора!

— Да, и это тоже правда, — согласилась Китти, наслаждаясь ситуацией. — Моя официальная фамилия Латимер, но поскольку все четыре практикантки были родными сестрами и имели одну и ту же фамилию, здесь решили дать нам новые. Эдда так и осталась Латимер. Грейс, которая позже покинула больницу и вышла замуж, стала Фолдинг. Тафтс… ой, то есть Хизер, дали фамилию Скоуби, а я, самая младшая, стала именоваться Тридби.

Чарлз встал и вышел из-за стола, улыбаясь так, что у Китти захватило дух. Улыбались даже его глаза, которые могли менять цвет, как кожа хамелеона. Потрясение от столь неожиданной встречи с женщиной, образ которой преследовал его день и ночь с того самого момента, когда он увидел ее в поезде, было так велико, что Чарлз Бердам совсем потерял голову. Он протянул Китти руку, и на лице его появилась глуповатая улыбка.

— Сестра Тридби, могу предложить вам только одну должность — моей жены. С того самого момента, когда вы осадили меня в поезде, я не могу думать ни о ком другом! Мы с вами отличная пара! Вы подходите мне даже по росту, вы божественное создание и, клянусь могилой Гиневры, имя Марион Дэвис больше никогда не слетит с моих уст! Я обожаю вас и готов целовать землю, по которой вы ходите! Вы покорили меня, я ваш раб!

Остолбенев от удивления, Китти стояла и слушала, не веря своим ушам, пока Чарлз не замолк, захлестнутый бурей эмоций. Ее губы дрожали и кривились, она пыталась сохранить самообладание, впрочем, вполне безуспешно — ей показалось, что перед ней возникло лицо Фрэнсиса Бушмена, пытающегося молча выразить страсть еще до того, как титры донесут до зрителей те самые слова, которые сейчас говорил доктор Бердам.

Она залилась звонким смехом:

— Ну, валяй дальше, весели публику, клоун! В жизни не слышала большей чуши — и не говорите мне, что у помми женщины клюют на подобную дешевку! От этого сиропа прямо с души воротит!

Чарлз побагровел от досады, несколько секунд он стоял молча, слушая тяжелые удары сердца и не зная, как поступить. Он мог бы назвать не меньше дюжины женщин, которые растеклись бы в лужу от счастья, если бы он сказал им нечто подобное, — а ведь сейчас он был совершенно искренен! И даже предложил руку и сердце! Но эта девица высмеяла его — и за что? Она ведь всего-навсего женщина, а дамы обожают комплименты!