По лицу Китти покатились слезы.
— Да, отец, я понимаю, — прошептала она. — А если я все время буду их терять?
— Значит, такова Божья воля, но мне это не кажется вероятным.
Вынув носовой платок, пастор вытер Китти лицо и вручил платок дочери.
— На, высморкайся, глупое дитя.
Пристыженная и не получившая поддержки, Китти продула нос, вытерла слезы и с любовью посмотрела на отца. Стареет и чем-то огорчен. Но явно не ее делами.
— Что случилось, папа?
— Плохо дело. Твоя мать теряет разум.
— Не может быть! — подскочила Китти.
Пастор забрал у нее платок и использовал по назначению.
— У нее провалы в памяти, и они случаются все чаще. Она забывает, что куда положила, в особенности деньги, которые она пытается прятать, чтобы потребовать у меня еще.
Его голос дрогнул, и он едва справился с собой:
— Самое ужасное, что я больше не могу доверять ей деньги и даю лишь несколько шиллингов, когда она идет в город.
И что теперь делать?
— Тогда пойдем в дом и выпьем чаю. Я хочу посмотреть на нее, — решительно сказала Китти.
Но как ловко она скрывала свое слабоумие во время похорон Бера! Хотя в больнице Китти в основном работала с детьми, она навидалась достаточно слабоумных стариков и знала, что они проявляют чудеса изворотливости, чтобы скрыть свой недуг от окружающих, и в этом смысле Мод не была исключением. Она стала много есть, и ее лицо оплыло, а тело уже не вмещалось в платье, которое трещало по всем швам. За три месяца, прошедшие после смерти Бера, она изменилась до неузнаваемости.
— Милая, Китти! — воскликнула Мод, театрально поворачиваясь к дочери, словно комната была полна гостей. — Вы видели когда-нибудь такого красивого ребенка? Какое личико! Синие глазки! Ну, прямо Прекрасная Елена! Моя изумительная потрясающая Китти!
— Я уже выросла, мама, — пробормотала Китти, чувствуя, как у нее перехватывает горло.
— Нет, никогда! Только не моя Китти!
И так продолжалось довольно долго, пока Китти не нашла в себе силы ретироваться, оставив пастора наедине с женой, продолжавшей петь дифирамбы своей несравненной дочери.
Первым делом Китти отправилась к Тафтс. Та сидела в своем кабинете, стены которого были увешаны полками с книгами, а стол завален аккуратными стопками бумаг. На ней была форма, которую она придумала себе сама: простое и строгое платье табачного цвета. Золотистые волосы были небрежно скручены в узел. Все это ей очень шло.
— Ты знала, что мама теряет разум? — с места в карьер начала Китти.
— Да.
— Как давно?
— Уже четыре месяца.
— Почему же мне не сказали?
— Чарли запретил. Из-за ребенка и все такое.
— Чтобы я больше этого не слышала, Тафтс! — взвизгнула Китти. — Я не ребенок! И не умственно отсталая! Я не собственность Чарли ни телом, ни душой! Три месяца мы встречаемся с вами по средам, а я до сих пор ничего не знаю! Это черт знает что! Как он смел? Мод — моя мать!
— Успокойся, Китс, я на твоей стороне. Ты же знаешь Чарли, он по натуре диктатор. Мы молчали, но не одобряли.
— Чарли всех нас держит на поводке, — вздохнула Китти, садясь на стул. — Вы с Эддой его подчиненные, Грейс на содержании, а я, увы, его жена. Подумать только, семья Латимер отдалась на милость какого-то пришлого помми.
— Только не пори горячку, Китс.
— Горячку? Вот еще. Я просто полезу в логово льва, но сделаю это достаточно осторожно.
— Звучит не слишком обнадеживающе. Прошу тебя, будь снисходительна.
— Буду. Отец объяснил мне, что то, что дал нам Господь, только Он может отобрать.
Китти махнула рукой в сторону полок.
— Учимся?
— Уже штудирую программу университета — интересно, но слишком многословно. Мне больше нравится управлять кораблем.
— А мне нравится думать, что в один прекрасный день вы с Лиамом все-таки поженитесь, — улыбнулась Китти, показав ямочки.
— Мы с Лиамом? Ни за что! Мы с ним друзья, а не любовники.
— Разве нельзя это сочетать?
— Может, у кого-то и получается, но только не у нас.
— Лучшее враг хорошего? Ты абсолютно права, Тафти.
Чарлз Бердам чувствовал себя усталым. Его политическая карьера никак не продвигалась, хотя он продолжал исписывать тетрадки. С Джеком Лангом у него не было никаких точек соприкосновения — его отказ выплачивать проценты по иностранным долгам он расценивал как мальчишество, поступок незрелого и безответственного человека.
Женившись на Китти, он был уверен, что сумеет превратить ее в свою сподвижницу, в которой так остро нуждался. Политика — это прежде всего ораторское искусство, ее представителей практически никто не видит. Успех политика зависит от его умения говорить на публике. Человек, имеющий политические амбиции, должен вначале обустроить свое собственное святилище и только после этого выходить на общественную арену. Но к началу 1931 года у Чарлза ничего подобного так и не появилось. У него даже не было настоящей боевой подруги: Бог послал ему лишь женщину, неистово желавшую детей. Дети — это, конечно, хорошо, мужчина должен иметь детей по многим причинам, но сколько мужчин считают их главным смыслом своей жизни? Жалкая горстка, к которой он не принадлежит. А как было бы здорово иметь дома единомышленника, с которым можно поговорить о политике!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу