Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел

— Командиром предлагаю назначить подполковника Громова, — предложил Захаров. — Думаю, что он пойдет на эту должность.

— Не возражаю, — согласился Субботин. — Заместителем по политической части можно рекомендовать майора Бородина, работает в две тяги — секретарем партбюро и замещает замполита, необходимую закалку получил. Командующий утвердит...

Захаров не возражал. Остальные кандидатуры решили обсудить вместе с Гросуловым и начальником штаба округа. Полковник Гросулов находился в артиллерийском полку — с группой специалистов из Москвы планировали на месте, как лучше разместить ракетную технику.

На столе лежал список офицеров, намеченных к увольнению в запас. Первым в нем значился полковник Сизов. Субботин открыл форточку, закурил. Захаров знал, что начальник политотдела и раньше был против того, чтобы Сизова включали в список кандидатов на увольнение, но Бирюков все же включил.

— Опять будешь возражать? — Захаров подчеркнул красным карандашом фамилию Сизова.

— Сизов просто влюблен в штабную работу! Нет, Николай Иванович, рука не поднимется. Поговорите вы с ним еще раз. Нельзя таких офицеров увольнять из армии.

— Значит, вы категорически против?

— Да, против.

Генерал взял список, подержал его в руке, сказал:

— В какой раз мы с вами обсуждаем список?

— В третий.

— Придется и в четвертый. Хорошо, я сейчас же поеду в полк, поговорю с Сизовым. Вы довольны?

— Дело не во мне, в человеческой судьбе, товарищ генерал.

— Хорошо, хорошо, согласен. Пожалуйста, прочитайте рукопись. Видите, я уже заготовил конверт для отсылки. — Генерал показал большой серый конверт с крупной надписью: «Москва, Министерство обороны Союза ССР».

Субботин ушел. На улице бушевала пурга. Гул за окном напоминал океанский прибой. Когда-то еще в юности Захаров мечтал о морской службе. Родился Николай Иванович в глухой сибирской деревушке Мостовая. В юности, глядя на бескрайние поля, на дрожащие в знойном мареве курганы, Захаров грезил о море, нередко воображал себя на корабле, который то карабкался на крутой гребень волны, то падал в темную холодную пучину. Замирало сердце, даже мурашки ползли по телу. Но ему нравилось мечтать: после таких грез чувствовал себя героем, шел к своему хозяину, жестокому деспотичному кулаку, у которого батрачил, и, заложив за спину руки, широко расставив ноги, говорил: «Слухай, Савва рыжий, я тебя ничуть не боюсь. Если хочешь, даже могу поколотить. Я нынче сильный. Поколотить, что ли?» Рыжий кругляш заискивающе улыбался: «Что это ты, Миколай, болтаешь, аль чарку где опрокинул? Не балуй, скоро в Красную Армию пойдешь служить. Вот там свою лихость и показывай. А меня за что же бить, нешто я тебя плохо кормлю?.. Торопись, Миколай, чтобы пашеничка не уронила зерно».

Тарахтела лобогрейка, Захаров обливался потом, высокие хлеба пенились, горбились, как море... Может быть, поэтому он, глядя сейчас в окно, сравнивал разбушевавшуюся метель с шумным океаном...

— Ехать надо, Субботин прав, дело — в человеческой судьбе... и в государственном подходе к кадрам, — вслух рассуждал генерал. Он позвонил Громову, поинтересовался, там ли Гросулов. Громов ответил, что полковник уехал час назад.

— Вечером я приеду к вам, — сказал Захаров. — Пусть полковник Сизов задержится в штабе, мне надо с ним поговорить...

Едва Захаров положил трубку, вошел Гросулов и с ходу начал рассказывать, как Громов готовится к выезду в лагерь, о том, что весь полк поднят на ноги и идет настоящая кутерьма.

— Организация плохая? — спросил Захаров, поглядывая на лежащее на столе нераспечатанное письмо от жены. Он взял конверт, сунул в боковой карман тужурки. — Беспорядка много?

Гросулов вертел в руках трубку. Захаров поморщился:

— Курите, Петр Михайлович.

— Нет, не в этом смысле, — сказал Гросулов. — Порядок есть... Конечно, мы должны учить войска действовать в любых условиях. Этого требует от нас руководящий принцип боевой подготовки, но, по-моему, товарищ генерал, напрасно вы им разрешили выезд в лагерь. Пурга, метель...

— Вдруг что-нибудь случится? — прервал Захаров полковника. — Тогда отвечать придется. Так, что ли, Петр Михайлович?.. Что же это за офицер, который боится ответственности, риска! — Широкие плечи генерала расправились, он поднялся и позвонил в гараж, чтобы подали машину.

— Не в этом смысле, — поправился Гросулов. — Полк доживает последние дни. Они там обязательства пересмотрели, кружки математиков, физиков организовали, каждый норовит изучать артиллерийские приборы...