Кнуд Ромер - «В Датском королевстве…»

Кристине.Садитесь, пожалуйста, к столу.

Борген.Если Анне не придет сюда, я не сяду.

Кристине.Она может с вами поздороваться. Анне, иди сюда и поздоровайся.

Анне входит.

Борген.Добрый вечер, Анне.

Анне.Добрый вечер.

Андерс.Добрый вечер, Анне.

Анне.Добрый вечер, Андерс.

Петер.Теперь тебе, наверно, лучше снова уйти.

Борген.Пусть она останется.

Кристине.Иди на кухню, подкинь дров под котлом и жди, пока вода закипит.

Анне.Хорошо. ( Выходит.).

Борген.Гм, Андерс, ты можешь попить кофе и на кухне.

Андерс.Да, да, конечно могу… если… если вы не против, Кристине и Петер.

Борген.Ты мог бы обойтись и без их разрешения.

Кристине.Давайте мы втроем выпьем кофе там. Раз уж ты тут распоряжаешься. (Выходит вместе с Андерсом.).

Петер.Ты, кажется, изменил свое мнение о пути Господнем, Миккель.

Борген.Я скажу тебе честно и открыто, Петер, как все случилось. Произошло это меньше двух часов назад. Вначале я был в ярости; разозлился, словно нехристь, когда Андерс вернулся домой и рассказал, как ты с ним обошелся. Разозлился страшно, как и тогда, когда узнал, что он отправился на велосипеде сюда. Но потом, сидя в санях, я все взвесил и попытался взглянуть на это дело и с твоей стороны тоже. И теперь я могу понять, что и тебе придется чем-то пожертвовать. Но давай пойдем на это, Петер. Наши разногласия, твои и мои, не должны сказываться на наших детях. Как христиане, мы должны ведь жертвовать чем-то своим, чтобы радовать других.

Петер.Жертвовать своим — да, Миккель, мы должны. И именно так я и поступаю, говоря «нет». Потому что пожертвовать душой моей дочери я не имею никакого права.

Борген.Пожертвовать душой Анне? Что ты имеешь в виду?

Петер.Будь вы вольнодумцами или язычниками, Миккель, мне было бы легче согласиться. Потому что сбить Анне с пути Господня, было бы не так просто. Но соблазнить человека и ввести в заблуждение — легче.

Борген.Кто же собирается ее соблазнить и ввести в заблуждение?

Петер.Предложи вы ей игры, и танцы, и музыку вместо Господа, она знала бы, что это дело рук Сатаны, и остереглась бы, но вы, предлагая ей все это, позволяете, как вы считаете, сохранить и Господа. Такое может смутить маленькую, добрую… Наверно, мне не следовало бы говорить так о собственном ребенке, но если бы я не знал из Писания, что все люди грешны и не всегда достаточно чтут Бога, и еще не помнил бы про первородный грех, то я поверил бы, что наша Анне чиста, как Божий ангел. Но так думать о собственном ребенке, означает, конечно, впасть в грех гордыни.

Борген.Не знаю, грех ли это.

Петер.Мне кажется, она была так… прекрасна, уже когда родилась, Миккель, а с годами стала еще лучше. Мы ничем не заслужили того, что Господь доверил нам такое сокровище. Кристине не заслужила. Да и я тоже. Разве ты не понимаешь, что если кого-нибудь очень сильно любишь, то не можешь подвергнуть… нет, что пользы в этом разговоре, Миккель, тебе ведь меня не понять.

Борген.А тебе не понять меня.

Петер.Нет, тебя я понять могу, ведь когда-то я сам был таким, как ты.

Борген.Но тебе этого было мало. Ты вооружился и начал действовать.

Петер.Да, Миккель, ты прав: мне этого было мало.

Борген.Ты тоже прав: я вас не понимаю, и чем дольше живу, тем меньше понимаю. Этот приход, этот приход, где свет учения Грундтвига сиял на протяжении нескольких поколений… а вы теперь бежите во мрак Миссии. Нет, Петер, не бойся, я не скажу ничего дурного о Миссии, хотя… хотя… Нет, не скажу.

Петер.Разве смиренное свидетельство Метте Марии не показалось тебе, Миккель, прекрасным и возвышающим душу?

Борген.Я не терплю людей, которые перекатывают имя Божие во рту, словно табачную жвачку. Ну да ладно… ладно! Вы, верно, такие же добрые христиане, как мы, такие же добрые, хотя… но ладно, ладно. Я вынужден уважать ваши взгляды. Но вас самих, черт возьми, терпеть не могу.

Петер.Что же в нас есть такое, чего ты терпеть не можешь, Миккель?

Борген.Все. Все. Миссию и грундтвигианство называют двумя разными направлениями в христианстве, нет, это две разные религии. Для нас Бог — Создатель и Отец, а вы делаете Бога председателем какой-то партии. Вы оскверняете моего Бога, Бога света, и жизни, и многообразия, своими лицами мракобесов, стремлением к смерти и чепухой Обращения.