Зато после праздников нежданное счастье выпало сразу двоим.
11 мая Фурмана опять вызвали к врачу. Вежливый, но странно суетливый доктор с едва начавшим седеть темным высоким «ежиком» и заметной под тесноватым халатом офицерской выправкой, полистав его личное дело, сказал, что эта беседа – заключительная: «Завтра мы вас выписываем. Вы ведь живете с родителями? Можете позвонить домой, предупредить их… Вы, наверно, уже догадываетесь, какое решение будет вынесено комиссией?» Нет, Фурман не догадывался. «Могу вам сообщить, что вы признаны негодным к воинской службе и будете освобождены от призыва в армию. Конечно, потребуется соблюсти еще некоторые формальности, но в принципе этот вопрос уже решен. – Он бросил на Фурмана быстрый изучающий взгляд. – В общем-то, это всё… Хотя мне бы еще хотелось задать вам несколько вопросов – уже не для протокола, так сказать, а просто в порядке личного любопытства. Если не захотите, можете не отвечать – это ваше право. Но было бы хорошо, если бы ваши ответы были честными. Естественно, это всего лишь мое пожелание. Записывать я ничего не буду… Какие эмоции вы испытали, узнав, что вам не придется идти служить? Вас это обрадовало или, может быть, в какой-то степени огорчило?» Хмуро прислушавшись к себе, Фурман сказал, что сейчас у него нет к этому какого-то однозначного отношения, – но если бы его признали годным, он бы пошел служить как все. Врач понимающе покивал. «Я знаю, что у вас интеллигентные родители и что вы достаточно начитанный, думающий человек. Интересно, а в чем вы сами видите причину ваших жизненных неудач?» Фурман растерянно спросил, что он имеет в виду. «Ну, не секрет, что у вас имеются определенные способности, чем, кстати, далеко не все люди могут похвастаться. Школу вы окончили год назад, если не ошибаюсь? Но если сравнить, как вы распорядились своими немалыми способностями и чего достигли за этот год, с положением большинства ваших сверстников, то сравнение будет явно не в вашу пользу: вы нигде не учитесь, уже несколько месяцев не работаете, живете за счет родителей, своей семьи у вас нет и при таких обстоятельствах быть не может; мало того, вы зачем-то отправились в какой-то чужой город, где живете на птичьих правах и, опять-таки, за чей-то счет… Вам самому все это не кажется странным? Даже если перед вами и стояли какие-то важные, на ваш взгляд, цели, вряд ли вы сознательно стремились именно к такому результату. Напомню, кстати, что тунеядство у нас преследуется законом… Хорошо, предположим, у вас есть некие извиняющие обстоятельства, в которые мы сейчас вдаваться не будем. В любом случае эта ситуация временная, долго она продолжаться не сможет. Мне хотелось бы узнать, как вы сами для себя всё это объясняете? Вы ведь наверняка задумывались над тем, почему у вас все складывается именно так, а не иначе?»
Доктор как-то уж слишком распалился. Словно забыл, что разговаривает с заключенным. Ему, видите ли, «интересно», он ждет честных ответов! Вот так скажешь ему что-нибудь, а потом всю жизнь будешь отмываться… Да и не было у Фурмана никакого готового ответа. Действительно, почему у него все складывается не так, как у других? Хороший вопрос! Что ж, если отвечать честно и коротко, то…
– Наверно, все это происходит потому, что я люблю людей.
Доктор недоверчиво посмотрел на него и потряс головой. Похоже, ответ ему не понравился.
– Ну ладно. Это, конечно, очень странно, но допустим, что вы объясняете все свои жизненные неудачи вашей любовью к людям. Пусть так. Но я все равно не могу понять, почему для того, чтобы любить людей, вам потребовалось отправиться именно в Петропавловск, а не в Одессу, например?
– В Петрозаводск, – машинально поправил его Фурман.
– Хорошо, пусть будет Петрозаводск. Хотя я не вижу, в чем здесь такая уж принципиальная разница… Там что, какие-то особенные люди живут?
Вопрос о том, почему он уехал в Петрозаводск, а не в Одессу, показался Фурману не просто нелепым, но даже слегка сумасшедшим. Как такое вообще могло прийти в голову? При чем тут Одесса? Впрочем, его «прагматичное» объяснение, что с петрозаводчанами он уже был знаком раньше, а с одесситами – нет, было ничем не лучше.
В общем, честного разговора не получилось. Между разочарованными собеседниками была самая настоящая пропасть непонимания.
Расстались они с вежливыми взаимными извинениями, но, закрыв за собой дверь, Фурман решил, что чувствовать себя виноватым еще и перед этим самодовольным врачом не стоит, хватит с него и всего остального, чего он здесь нахлебался по самое горло. А до обещанного завтрашнего освобождения тоже еще нужно было дожить. Но он все-таки позволил себе немножко порадоваться – полминутки, пока шел по коридору.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу