Дэвид Николс - Мы

Однако благоговение — отнюдь не то чувство, которым можно наслаждаться часами, и очень скоро все это мне изрядно наскучило. Тогда я прошел в буфет, где съел круассан с пастрами и моцареллой, что с гастрономической точки зрения вполне удовлетворило мои потребности. Вернувшись в купе, я задремал, а когда проснулся, то обнаружил, что Бреннер превратился в Бреннеро. Изменилась форма церковных шпилей, горы мягко перешли в холмы, а сосны уступили место бесконечным виноградникам. Германия с Австрией остались далеко позади, и вот я уже в Итальянских Альпах, ну а затем — и в Вероне.

Прелестный город, и красновато-коричневый, и грязно-розовый, и насквозь пропеченный августовским полднем. Однако я был настолько поглощен поставленной целью, что позволил себе отпустить на Верону всего лишь два часа: я шагал по прекрасным площадям и средневековым мостам так, словно отрабатывал тяжелую повинность осмотра достопримечательностей по списку, — чудовищный способ знакомства с городом и гнусное предательство нашей задумки Большого турне. Ну да ладно, сейчас есть вещи поважнее культуры. Я отметил чудесный римский амфитеатр, третий по величине в мире, поставил галочку, осмотрел Торредеи-Ламберти, рынок на Пьяцца делле Эрбе, живописную Пьяцца делла Синьория — галочка, галочка, галочка. Вниз по вымощенной мрамором торговой улице, и вот уже толпа туристов внесла меня в наполненный какофонией звуков и запруженный людьми внутренний дворик под каменным балконом — предположительно, балконом Джульетты. Такое чувство, будто балкон просто приклеили к стене, и, как и следовало ожидать, мой путеводитель сообщил с некоторым оттенком презрения, что балкон был пристроен не далее как в 1935 году, а поскольку Джульетта — персонаж вымышленный, то это вообще как попасть пальцем в небо. «О Ромео, Ромео! Отчего, зачем ты Ромео?» [40] У. Шекспир. Ромео и Джульетта, акт II, сц. 2. Перевод А. Григорьева. — радостно выкрикивали остряки из всех стран мира. В этот знойный полдень внутренний дворик стал буквально ловушкой для туристов, но я прилежно смотрел, как взмокшие от пота люди по очереди позировали на фоне пошлого памятника шекспировской героине, правая грудь которой блестела от прикосновений миллионов рук. Потереть ее грудь — это к удаче, тут и к бабке не ходи. Какой-то японский джентльмен сжал мою руку и жестами изобразил камеру, что на международном языке знаков означало: «Не желаете, чтобы я вас сфотографировал?» Но тискать на фотографии грудь бронзовой статуи — нет уж, увольте! Я вежливо отказался и начал проталкиваться к выходу, остановившись только для того, чтобы прочесть надписи на стене, разукрашенной граффити: Симон и Вероника, Олли + Кирстен, Марко и Карлотта . Полагаю, я мог бы добавить: Конни + Дуглас = 7я навсегда. Je t’aime, прочел я, ti amo, ik hou van je [41] Je t’aime, ti amo, ik hou van je — «Я тебя люблю» на французском, итальянском и голландском соответственно. , стена была густо исписана объяснениями в любви, прямо-таки в духе Джексона Поллока.

Джексон Поллок.

— Вот видишь, Конни? Я чему-то учусь, — громко сказал я. — Ik hou van je.

[42] Железнодорожный вокзал (ит.) .

Самое правильное — прибыть в Венецию рано утром на водном такси, идущем через лагуну. Я же приехал на ночном поезде вместе с туристами попроще и студентами; спотыкаясь и открыв рот от изумления, они гуртом вывались из странного, но довольно элегантного железнодорожного вокзала — отделанного мрамором здания с низкими потолками, чем-то напоминающего кофейный столик, о который вы постоянно стукаетесь голенью. Я нашел последний свободный номер в забытом богом pensione в Кастелло и, решив проделать весь этот неблизкий путь пешком, бодро зашагал по все еще оживленной Страда-Нова, заглядывая в юношеские лица в надежде увидеть Алби. Венеция в разгар лета ощущалась совсем не так, как зимой; воздух был пропитан влагой, от каналов исходил тошнотворный аммиачный запах, и я не сразу обнаружил, что сомнительные ароматы, к моему величайшему стыду, исходят именно от меня. По пути между Мюнхеном и Венецией я успел провонять не хуже, чем грязный канал; словом, возникла острая необходимость срочно устранить непорядок в номере отеля.

И тут впервые в жизни меня подвела способность ориентироваться: я кружил по разным там fondamentas, rivas и salitas [43] Тротуар вдоль каналов, берег и дорога в гору (ит.) . , в связи с чем появился в pensione «Беллини», втиснутом между домами обшарпанном здании в тени Арсенала, уже после полуночи.