Дэвид Николс - Мы

Я позвал Конни:

— Ты видела Алби?

— Он у себя. А что?

Я протянул ей фотографии, и, как и предвидел, она отреагировала тем, что прижала руку ко рту и рассмеялась:

— Боже, Эгг! Чем это ты занимался?

— Почему бы ему для разнообразия не сфотографировать чье-нибудь лицо хотя бы один раз?

— Потому что ему семнадцать лет, Дуглас. В его возрасте все себя так ведут.

— Только не я. Я фотографировал природу. Птиц и белок, а еще крепости железного века.

— Вот почему ты биохимик, а он фотограф.

— Я бы, конечно, не стал возражать, но он хотя бы имеет представление, сколько стоят картриджи для этой штуковины?

Конни тем временем внимательно рассматривала ягодицы.

— Держу пари, что это Роксана Свит. — Она поднесла фотографию к свету. — Довольно неплохо. Разумеется, он скопировал все с Билла Брандта [9] Билл (Уильям) Брандт (1904–1983) — английский фотограф, получивший известность как создатель хроники британской жизни XX века, а также необычных композиций с обнаженными моделями. , но снимки вполне хороши.

— Наш сын — порнограф.

— Это не порнография , а этюд в стиле ню. Если бы он рисовал обнаженную натуру в классе, ты бы бровью не повел. — Она прилепила снимок к стене моего кабинета. — По крайней мере, я на это надеюсь. А там кто знает?

Вскоре Алби объявил о намерении посвятить свою жизнь хобби. Почему, спросил я у Конни, он не может изучать нечто более практическое, а заниматься тем, что ему нравится, по выходным и вечерам, как все мы? Потому что искусство так не изучают, ответила Конни; ему нужно принять вызов, развивать свое знаменитое «видение», научиться пользоваться инструментарием. Но не будет ли дешевле и быстрее просто прочитать инструкцию? Я бы мог понять, если бы люди по-прежнему пользовались темными комнатами, как во времена моей юности, но теперь все те методы устарели, и как мог Алби надеяться преуспеть в области, где любой владелец телефона или ноутбука становился профессионалом? А ведь он даже не хотел стать фотожурналистом или коммерческим фотографом, делая снимки для газет, рекламы или каталогов. Он не желал фотографировать моделей или спортсменов, как и свадьбы или природу, где львы преследуют газелей, то есть делать фотографии, которые люди могли бы купить, он хотел быть художником , фотографировать древесную кору и сгоревшие автомобили, делать снимки под такими углами, что они вообще ни на что не были похожи. Так чем же он будет заниматься в течение трех лет, помимо того что курить и спать? И на какую профессиональную работу он сможет надеяться по окончании курса?

— Работу фотографа! — ответила Конни. — Он будет фотографом.

Мы метались по кухне, яростно прибираясь, то есть мы прибирались в ярости. Предварительно мы выпили вина, час был поздний, и наш удручающий спор затянулся надолго, а сынок, который его спровоцировал, как обычно, смылся.

— Неужели ты не понимаешь? — спрашивала Конни, швыряя столовые приборы в ящик. — Пусть будет сложно, но он должен попробовать! Если ему понравится, значит нам придется позволить ему испытать свои силы. Почему ты всегда должен растаптывать его мечты?

— Я ничего не имею против его мечтаний, лишь бы они были достижимы.

— Но если они достижимы, то это не мечты!

— Вот почему это пустая трата времени! — воскликнул я. — Проблема в том, что если изначально разрешать людям делать все, что они хотят, то это объективно и фактически неверно. Так у нас весь мир состоял бы из одних балерин и поп-звезд.

— Но он не хочет быть поп-звездой, он хочет делать фотографии.

— Все-таки я остаюсь при своем мнении. Это неправда, что можно чего-то достичь просто потому, что любишь свое занятие, — неправда, и все. Жизнь диктует свои ограничения, и чем скорее он примет этот факт, тем лучше будет для него самого!

В общем, именно так я и выразился. Я верил, что пекусь об интересах сына. Поэтому вступил в полемику. Я хотел, чтобы он владел надежной профессией, прожил хорошую жизнь. Прислушиваясь в своей комнате, он наверняка уловил все мои слова, но не понял, что мною двигало.

Тем не менее в этом споре я проиграл. Перейдя на резкости и категоричные заявления, я тем не менее удивился, обнаружив, что Конни замерла, прижимая запястье ко лбу.

— Когда это началось, Дуглас? — спросила она. — С каких пор ты сбрасываешь со счетов страсть ?

— Итак, почему ты стал ученым?

— Потому что я никогда не хотел стать никем другим.