Виктор Голявкин - Избранные

Но женщина не отступалась:

— Она тебя запугала, почувствовала, что ты отпор не даешь, и давай дальше в угол загонять. Ты не бойся! Тебе служебную комнату от работы дадут, там и живи. На первом этаже, правда, зато на работу близко ходить.

— Да жить-то нельзя, — говорит хмурый инженер. — Она служебную комнату всю вдребезги разнесет.

— Но ведь если с юмором, то, значит, надо обороняться, — говорит доброжелательница.

— Драться с ней, что ли?

— Нет, конечно, не драться. Драться с женщиной неприлично. Ты окно непробиваемым щитом закрой, чтобы в тридцатиградусный мороз она стекла тебе не разбила. Дверь железом обей и запри на хороший замок, чтоб не вломилась. И сиди себе спокойно, как в бетонированной крепости. Поколотится, поколотится, быстро кулаки обломает.

— Она щит на окне подожжет, ей нипочем.

— Ты и щит обей железом, чтобы огнем не взяло. А она пусть вокруг бегает по морозу. Набегается. Надоест бегать. Спать захочет — домой уйдет. Со временем угомонится. Со временем вообще все меняется. С чувством юмора знаешь что значит: необязательно заковыристые приемы изобретать. Захочешь жить — самые первобытные меры помогут…

Лично я на стороне этого хорошего, уже давно не молодого парня, никому не сделавшего зла.

А он представляет себя сидящим в хмурой заколоченной комнате, будто в сурдокамере, куда загнала его женская логика. Едва пробивается к нему лучик света из-под увесистого щита и тут же улетучивается. Уж лучше бы ему самому оттуда улетучиться или испариться. Махнуть бы сейчас на дельтаплане куда подальше.

Чувствуете, мужская логика прорезается, и если это не так, то вы меня поправьте.

Я не из тех, кто называет житейские дела делишками, а каждодневные мысли мыслишками. Любая мысль не зря играет, раз на это уходит жизнь человеческая. Я верю, что мой добрый герой удачно вышел из своего критического положения. Потому что не только хорошее положение может превратиться в дурное, но бывает и наоборот.

И если помечтать о его новом положении, то мне сразу представляется хорошенькая машинистка, благо племя молоденьких машинисток у нас, кажется, не переводится. Все-таки они соблазнительны! Если бы они не были так соблазнительны! Она склоняет голову на плечо красивого инженера. А потом все повторяется. Но повторяется-то повторяется, в нашей жизни все в общем-то повторяется в общих чертах, но не в точности так, как было, всякий раз по-разному варьируется. И если до сих пор все происходило тяжеловато, то теперь может быть все наоборот.

Да и он за это время уж, наверное, приобрел вполне профессиональный жизненный опыт. Многое предчувствует. И многого попросту может заранее не допустить.

Может быть, я ошибаюсь, и если не так, то вы меня поправьте.

Я думал, я один такой. Этим от других отличаюсь. На том и стоял упорно. У меня все в порядке, и всегда и есть что обменять: работу и жилплощадь. За отдельную квартиру я не цепляюсь. Вот почему.

Сидел я выпивал у себя в комнате за столом. А стол был шаткий, и я на него облокотился. И он рухнул. А на столе стояли разные стеклянные банки и бутылки. И я рухнул лицом в посуду, которая разбилась на полу. А банки и бутылки, которые на столе стояли, рухнули мне на голову. Все рухнуло, короче говоря.

Я сразу встать не смог. Пополз по осколкам. Как только глаза у меня целы остались! Хватался за подоконник и соскальзывал. Но все же ухватился, с трудом поднялся, встал.

И пошел спать.

Лицо у меня было как у негра, мне потом сказали. Кровь я не смывал, она на лице засохла, запеклась до черноты. Когда соседи вошли в мою экзотическую чайхану, они отворачивались и закрывались руками, до того перепугались.

— Вставай, — говорят, — нужно встать и помыться, в конце концов.

Ну я встал, пошел мыться. Они мне помогли лицо помыть и голову мне поддерживали.

На полу что было, будто здесь теленка зарезали! Они стекла с пола смели и все убрали. И тогда я снова лег и лежал два дня. Они приходили и промывали мои шрамы водкой. Не то чтоб я встать не мог. Я мог прекрасно встать, ноги-то у меня были в порядке. В это время я как раз работу менял, и мне пока некуда было спешить. Я просто лежал и с благодарностью вспоминал своих родителей и добрых соседей. Я думал, что никакой отдельной квартиры мне не надо в такой обстановке. И другим того желаю…

Но падение на стекла меня угнетало. Рассеяться хотелось. Я встал и пошел на вокзал. У меня поднимается душевное настроение при виде громадного количества народа.