Виктор Голявкин - Избранные

— Надо же, — говорю, — она у тебя, не то что у меня, — доктор!

— Профессор! Интеллектуалка! — говорит он.

Лучший физрук во всем районе. Хоть тебе образцовый спортивный зал, зимой каток, летом футбольное поле — все его рук дело. Все чудеса — своими руками. У него не увидишь, чтобы на засеянный газон перед спортзалом бесцеремонно въезжала машина. «Только через мой труп!» — кричит, и баста. Быть хорошим семьянином он считал для себя делом чести. Естественно, аккуратно приносил жене заработную плату. А на «орбиту» только с дополнительным заработком выходил.

Жена, видать, к этому привыкла, и, по-моему, избаловалась.

И вот к пятидесяти годам, он говорит, заказал себе новый костюм, немыслимо дорогой. И в этот раз принес ей с зарплаты один остаток. Она оскорбилась малым размером остатка, взять отказалась, чем страшно его оскорбила. И тут между ними пошла перепалка.

— Что, у тебя денег нет? — кричит он ей.

А она:

— Сколько угодно! Понадобится сыну машина, пусть мне права принесет, — завтра же станет под окнами лучшая отечественная марка!

Сказала и сама улетела отдыхать к морю.

Его покоробило и заело, и он мне говорит:

— Это сыну-то машину? Возить девчонок? Так и я могу. А чем я хуже?!

К своим пятидесяти годам, конечно, он почувствовал себя обделенным.

— Она не права, — я ему говорю, — тебе она должна машину купить…

И вот теперь по ночам, пока она гуляет на курорте, он голову ломает, строит единоличные планы. С женой разведется. И на собственную зарплату через год-другой сам себе купит машину.

А чем он хуже сына! Здоров, как и сын. Не хуже сына. Ему есть с кем соревноваться. Это у меня дочь, мне к ней и не подступиться. А у него все же сын.

Вот он и стоит сейчас в раздумье, у решительного порога, в руках документ о браке, расторгнуть — один момент.

А так и надо.

Ночью в окно он якобы видел на небе свою звезду. Говорит, светит по-прежнему ярко. И впереди перспектива блестящая, как политое водой утреннее шоссе.

Бедный парень! Жалко его до слез. И завидно в то же время. Живут же люди! Не то что я…

Только это он мне рассказал на «орбите», вдруг обернулся, — и сразу изменился в лице.

Гляжу: с той стороны улицы от его дома сходит с тротуара женское существо. Во вкусе не откажешь: воздушное творение.

Фу-ты, у меня со зрением что-то творится — перешла дорогу женщина средних лет.

Ближе, ближе.

Черт-те что делается у меня с глазами: издали лучше кажется: чем ближе, тем хуже, не пойму, в чем дело.

На «орбиту» отважно вплывает баба. Ну пожилая женщина с крепкими устойчивыми ногами на твердых каблуках. Я же говорил: кого здесь только не увидишь. Женщина ничего особенного, таких мы и дома видали.

Она прямым ходом неумолимо идет на нас. Косит на него сердитым глазом и выжимает из себя пару слов, как командующий на параде:

— Марш домой!

Ну тут уж я догадался: это его жена, хотя за двадцать лет здесь ее ни разу не видел.

Что ему оставалось делать?

Он без лишних слов, скромно, бесшумно заскользил в русле ее интеллекта, вслед за упорными каблуками.

Надо же, как живут согласно! Я бы на его месте и то не сразу пошел. Ну хотя бы для порядка сначала поломался.

И как она оказалась на «орбите», черт ее знает!

Ведь только что на курорте была.

Сажусь в такси, называю свой адрес, срываемся с места и несемся.

И шофер рассказывает, что дочка его сегодня замуж выходит. Сто двадцать гостей собираются за свадебным столом. Гулять так гулять при народе.

— Больше тысячи рублей придется гробануть на свадебное дело. Даже если половина гостей не придет. А половина с собой кое-что притащит по привычке. Одно беспокоит меня: жених в последний момент может на свадьбу не явиться, подозрительный, между прочим, тип.

Украдкой смотрю на симпатичную внешность шофера, внешне непримечательную. Всегда таким людям подозрительные типы попадаются в зятья. До чего обидно и несправедливо. А разным прохвостам зятья выдаются на редкость исключительные.

— Эх, — говорит он, — будет мне сегодня по первое число. Достанется мне сегодня от дочки и от жены… Прости мою душу грешную, все как есть на свете забыл…

— Что вы такое забыли, — говорю, — может, я вам чем-нибудь помочь смогу?

— Спасибо, — отвечает, — вам большое за поддержку, но с такой памятью, как у меня, лучше на свете не жить…

— Да что такое у вас стряслось, объясните, пожалуйста, дай вам бог длинной жизни, плюйте на все, берегите свое здоровье.