Михаил Климов - Старый дом

Кто-то из-за их тупости или упрямства может по шапке получить от какого-нибудь Гороха?

Это им даже в голову прийти не может…

А легко представить себе такой вот монолог клиента, короткий, но от этого не менее выразительный:

«Ты что это гнал, что “Виды парка села Шаблыкино” – вещь уникальная и ненаходимая? Ты ведь знаешь, что я с тобой сделать могу…»

Как ему, идиоту, объяснить, что то, что он видел на Салоне, по-английски называется «sophisticated сору» – то есть «замудренный экземпляр»: обложка на ксероксе, так же как и две последние картинки, что болтается это чудовище по Москве уже давно и никому не нужно. А стоит дорого, и не только двадцатку, а еще дороже, именно полный, нетронутый альбом.

И Славин, проданный Гороху, был без обложек, но хоть в старом переплете, а не в ксероксе…

Поэтому всего двадцать…

Понятно, что в данном случае проблема не в Салоне и его так называемом изобилии, а в тупости клиента, но когда ты там не был, есть ощущение, что ничего такого и нет – принцип страуса.

Понимал Слава, что вся эта его головная боль не по делу – мерить степень редкости предмета или книги на антикварном салоне все равно, что разыскивать красную икру на Камчатке – там вообще-то ничего другого и нет почти (ну еще шкуры оленьи и рога), а вот этого добра навалом.

Все равно неприятный осадок был, и никуда деться от него Прохоров не мог, как ни старался…

И вот нечто подобное испытал он и сейчас, хотя тут-то он мог не париться.

Однако брел он по большому помещению, заставленному стеклянными витринами, с угрюмой мордой.

В каждой такой витрине стояли, висели или лежали десятки предметов с перепадом цены от пятидесяти до нескольких сотен раз по отношению к тем деньгам, за которые они доставались здесь и могли быть проданы там.

Казалось бы, радоваться надо такому немыслимому шансу разбогатеть…

Вот самый элементарный набор десертных ложек, ножей и вилок на двенадцать персон в родной коробке.

Стоит здесь примерно…

– Двадцать пять рублей… – услышал он голос приказчика, который незаметно возник рядом.

– Угу… – буркнул Прохоров.

А там у себя, Слава не был твердо уверен, но знал, что тысяч семь, а то и десять долларов он получит быстро и легко, а уж если за дело возьмется Маринка, то и двенадцать впереди светит.

Но двадцать пять местных карбованцев обходятся ему всего-то от семидесяти пяти до трехсот родных российских рублей образца начала двадцать первого века, то есть от двух с половиной до десяти долларов.

И причем товар этот только дай – с руками оторвут…

Но ладно, прочь от витрин с понятными и обычными вещами…

Потому что еще прекрасней и страшней получалось на серьезных предметах: Святой Георгий на коне, аналойного размера, углы и венец эмалевые, причем не нарядная, но простонародная перегородка, а благородный гильяш – тут получался…

– Сто пятьдесят рублей, как одна копеечка… – с явным почтением то ли к самой сумме, то ли к человеку, которого столь дорогой предмет мог заинтересовать, сообщил приказчик.

– Угу… – опять буркнул Слава.

То есть от пятнадцати до восьмидесяти долларов…

А продать его с песнями можно было тысяч за тридцать…

А то и все пятьдесят…

А вот пара стеклянных ваз, явно французских, скорее всего, Галле, а может, еще и императорского стеклянного завода, что в этой ситуации лучше, разных, но немыслимым искусством ювелиров превращенных в прекрасную пару.

Здесь стоит очень дорого…

– Двести пятьдесят рублей… – перешел на шепот приказчик.

Но ведь это меньше ста долларов.

Смешно, в той, его Москве, таких вещей нет вообще, а если появляются – цена по запросу – сколько скажешь, столько и получишь…

А вот…

– Чем господин интересуется? – услышал он голос за своим плечом. – Только что получили потрясающий эсклаваж работы самого покойного Михаила Евлампиевича Перхина. Делали для одного из купцов наших, точнее для его супруги, да померла, вот и принесли нам комиссионерствовать…

Слава обернулся – позади, вместо уже привычного молодого парня, стоял невысокий, в тонких очках, мужчина средних лет.

– Я смотрю, вы на лучшие вещи внимание обращаете, умеете ценить, значит… – вежливо склонил он голову.

Ага, это, видимо, владелец магазина.

– Александр Петрович Фаберже, хозяин московского филиала… – представился мужчина, давая нашему герою свою визитку, и протянул руку, видимо, ожидая ответной карточки.