Наталия Терентьева - Чистая речка

– Это все мне? – удивилась я. – Настоящая икра?

– А кто падал с крыши? – засмеялся Виктор Сергеевич. – Если ты – то тебе, если кто-то другой, то я ему отнесу.

– Еще Веселухин упал, – вздохнула я.

– Нет, тут уж я пас. Паша как-нибудь без моей помощи, я думаю, обойдется. Тем более что у него ничего не болит, только весь зеленкой замазан.

– Вы его видели? – удивилась я.

– Конечно, в школе, – пожал плечами Виктор Сергеевич. – Все крутился, крутился около зала твой Ромео, и вчера, и сегодня, глазами зыркал, громко разглагольствовал с пацанами, но не входил…

– Он не мой, – твердо сказала я.

– А вот и он, кстати, – Виктор Сергеевич посмотрел на медленно покачивающуюся туда-сюда дверь. – Интересно, давно там стоит? Паш, заходи, не тушуйся!

Нет, только не это… Я с ужасом посмотрела на Пашу, как-то боком влезающего в полуоткрытую дверь. Не скажу, что тетя Диляра пожалела его, намазала зеленкой так, что бедного мальчика с трудом можно было узнать.

Увидев Виктора Сергеевича, Паша издал то ли громкий стон, то ли приглушенный вопль и замер в дверях. Интересно, а когда он топтался за дверью, он не понял, что ли, что это Виктор Сергеевич? Или у него такая замедленная реакция?

– Иди-ка сюда, орел, – сказал Виктор Сергеевич, в два прыжка очутился около двери и затащил Пашу в палату. – Во-первых, здесь больные. А во-вторых, тихо, не рыпайся, сядь вот тут и слушай.

Паша на удивление покладисто сел, переводя глаза с меня на Виктора Сергеевича и тяжело дыша.

– Ты зачем пришел? – быстро, негромко и очень напористо продолжал Виктор Сергеевич. – Орать здесь? Тебе при Брусникиной все расклады объяснить?

Веселухин неопределенно мотнул головой и попытался встать.

– Сиди, – Виктор Сергеевич изо всей силы прижал его руку. – Вот слушай. Речь сейчас идет о том, чтобы одного из вас перевести в другой детский дом.

– Тебя раньше закроют! – пробурчал Паша, мгновенно покраснев.

– Ты на суд пойдешь свидетелем или как? – спокойно улыбаясь, совсем негромко спросил Виктор Сергеевич. Со стороны можно было подумать, что он о чем-то очень мило беседует с Пашей.

– Ой, люди, что вас тут так много? – проснулась от голосов вторая соседка. Увидев Виктора Сергеевича, она приподнялась на кровати, сладко потянулась: – М-м-м… какие лю-ю-ди у нас, оказывается. Я – Марина.

Виктор Сергеевич иронически приподнял брови и небрежно кивнул:

– Очень приятно.

– Не принесете мне воды?

Ее подружка на соседней кровати фыркнула.

– Давайте выйдем в коридор, – предложила я.

– А тебе можно вставать? – спросил Виктор Сергеевич.

– Можно. Драться и целоваться нельзя, – я выразительно посмотрела на Пашу, – а вставать можно.

– Пошли, – усмехнулся Виктор Сергеевич, протянул мне синий больничный халатик, висевший на бортике кровати. – Накинь, там прохладно. Веселухин, смотри мне – идешь ровно по прямой линии, Брусникину руками не трогаешь, не орешь, не материшься, это больница, ясно?

Паша, весь бурый и даже вспотевший, кивнул, не оборачиваясь, и выперся первый.

Когда мы выходили из палаты, я услышала смешок одной из молодых соседок, но не поняла, над чем она смеялась. Что тут вообще смешного? Судьба решается, каждого из нас троих… Скорей всего, она просто хотела привлечь внимание Виктора Сергеевича, у нас обычно девочки так делают – привлекают внимание, бессмысленно смеясь. Ведь если человек плачет, все коротко взглянут и инстинктивно отворачиваются – и неудобно, и неприятно. А если кто-то смеется – всем же хочется узнать – что смешного? Может, и им станет весело! Значит, взрослые женщины пользуются такими же приемами, как и мы…

Что вот только такого в Викторе Сергеевиче, что все сразу начинают к нему липнуть? Мне он раньше, до того, как поцеловал меня, вообще не нравился. То есть нравился, но не так, как Веселухин. Симпатичный и симпатичный. Стройный, довольно высокий, приятные мягкие волосы, смешливый, остроумный, не матерится, от него не воняет, длинные ноги, весь ровный, сбитый, тренированный… Глаза веселые, а внутри как будто маленькая грустинка прячется. Ну и что? Сейчас, конечно, немного другое дело… Сейчас я как-то… теряюсь в его присутствии. Но я не знаю, имеет ли это отношение к любви.

В одной книжке я читала – любовь ни с чем не спутаешь, когда она придет, ни у кого спрашивать не придется. Вот я увидела Андрея – и все, оглохла на миг, весь мир куда-то отошел. Но его нет – я же не тоскую о нем, не скучаю, не пытаюсь найти. Помню это ощущение, знаю, что это точно было, но жизнь идет своим чередом. И в этой жизни Веселухин и Виктор Сергеевич есть, а Андрея – нет.