Наталия Терентьева - Чистая речка

Я чувствовала себя нормально, но как-то странно. У меня слегка кружилась голова, я вспомнила, как пришла в себя в машине «скорой помощи», и там, наверно, снова потеряла сознание, потому что не помню, как приехала в больницу. Ведь это наверняка наша больница, районная. Где-то здесь и тот врач есть, и Раиса Леонидовна… Из окна я не узнавала окрестности, но у больницы же три разных корпуса, значит, окна просто смотрят куда-то не туда.

Я очень мучилась от запахов. В больнице пахло все, и пахло плохо. Сам воздух в палате был переполнен разными непривычными и неприятными запахами. В коридоре пахло едой, но ужасно. Про туалет я уже не говорю. Я часто страдаю от плохих запахов, и у меня есть способ, похожий на то, как я борюсь с плохими мыслями. Надо зацепиться за не самую ужасную мысль, если нет хорошей, и думать о ней. Так же я пытаюсь зацепиться за какой-нибудь нормальный запах и сконцентрироваться только на нем.

Тетя Диляра принесла мне щетку для волос, зубную щетку и шоколадку.

– Ешь, ешь, мне напихивают в карманы, если я все буду съедать, придется двери в палаты специально для меня шире делать! – подмигнула мне она. – Что, к тебе всех пускать или выборочно?

– Всех.

Я не думала, что так уже придется выбирать. Ну, кто ко мне может прийти? Паша, если сам сильно не расшибся. Я уже спросила, в больнице его не было, но если он даже сломал руку или ногу, но перелом не опасный, то кто его в больницу зря возьмет? Поставят гипс, да и все. Будет красоваться, радоваться, что мыться не надо, а заживет немного – драться гипсом сможет, за Пашей не заржавеет. Жаль, конечно, что все с ним так вышло. Паша, даже еще маленький, похож на мужчину, вовсе не все наши мальчики похожи на мужчин, да и сами взрослые мужчины тоже. Мой папа, например, больше похож на плаксивую суетливую бабушку. Но у Веселухина гормонов мужских много, а мозгов мало. И душа вроде есть… Ведь он страдает, я вижу, и мне его очень жалко.

Только как мне ему помочь? Я его не люблю. Он мне нравился, да. И перенравился. Так же бывает. Я представляю, как раньше выдавали замуж на всю жизнь. А если человек был неприятен? Понятно, почему некоторые девушки с обрыва бросались в Волгу… Меня как раз русичка просила недавно прочитать на уроке монолог Катерины. Я тогда не понимала, еще и думала про себя – надо же, какая глупая, ведь у нее единственная жизнь. Но невозможно ведь жить с человеком, которого не любишь. А у Паши есть Алёхина, и она ему предана, он пользуется этой преданностью, но бежит ко мне – и даже не по первому зову, а безо всякого зова.

Придет ли Паша? Я бы рада была, если бы он пришел, это бы означало, что у него на душе не так плохо. Если совсем плохо, он не пойдет. Будет дальше придумывать, что еще учудить. А пока меня нет, кто его удержит от глупостей? Хотя ему без меня неинтересно будет с крыши прыгать или вешаться.

А кто еще придет, кроме Паши? Любу все равно не отпустят… Может быть, Маша? Придет тайком от мамы… Еще неизвестно, как это все рассказали в школе… Да, представляю, сколько там было разговоров… Всё наверняка переврали, как это обычно бывает…

Я колебалась – не написать ли мне письмо моему шефу, Анне Михайловне. Я не обиделась на нее за то, что она тогда уехала. Паша так ужасно себя при ней вел, она явно подумала обо мне что-то не то и решила – зачем ей быть шефом у такой девочки. Это же понятно. Я ведь ей чужая.

Я зашла к тете Диляре попросить бумагу и ручку для письма. Конечно, сейчас уже смешно и странно переписываться по почте. Но у шефов, в их организации, почему-то такое правило – общаться коротко по телефону, а если хочешь что-то очень подробно написать – пиши по почте. Не знаю, для чего это, может быть, чтобы можно было потом еще раз перечитать? А разве нельзя перечитать в электронной почте? Или с них спрашивают какие-то отчеты? Хотя Анна Михайловна говорила, что шефство – дело добровольное. Но все равно у меня телефона сейчас нет. Так что буду писать от руки.

– Сказала же – не шатайся по коридорам. Вот что с тобой делать? Привязать к постели? – рассердилась на меня тетя Диляра.

– Не надо.

Она протянула было ко мне руки, я отпрянула. Тетя Диляра всплеснула руками:

– Да ты что! Обнять тебя хочу! – Она действительно обняла меня за плечи. – Бутерброд будешь? А то что-то у тебя остались кожа и кости. Исхудала наша девочка совсем.

Тетя Диляра достала огромный бутерброд, обычно такие носит в школу Песцов. И очень любит есть, расположившись так, чтобы его все видели, особенно маленькие. Как он ест розовые кусочки ветчины, темно-красную колбасу с мелким жирком, белую сочную рыбку… Ненавижу Песцова.