Дженнифер Джонстон - Далеко ли до Вавилона? Старая шутка

— Что это? — спросил он с некоторым интересом в голосе.

— Я пробую писать, сэр… ничего такого… просто… Ну, вы понимаете.

Я сунул листки в ранец.

— Несомненно, доклады в штаб дивизии, если не в военное министерство, о том, как следует вести войну с точки зрения младшего офицера. Еще совсем зеленого.

Я покраснел.

— Нет, сэр. Ничего похожего. Я просто пишу, сэр, для развлечения. Ничего такого, что вы… ну… ничего, что вы…

— Против чего я возражал бы.

— Совершенно верно, сэр.

Вошел О’Киф с двумя кружками чая. Он осторожно поставил их на стол. Я увидел, что в одной нет молока, и не усомнился, что в ней нет и сахара. Не усомнился я и в том, что мне налита обычная бурда.

— Больше ничего, сэр?

— Ничего.

Майор Гленденнинг проколол кончиком ножа оба кружка лимона и опустил их в чай.

— Да сядьте же, бога ради.

Я взял кружку и сел на солому.

— Значит, вам не о чем докладывать?

— Нет, сэр.

— Я поглядел, Мур. Совсем неплохо. То, что уже сделано. Но завтра вам нужно будет поднажать. Поднапрячь все силы. Очень скоро сюда прибудет значительный новый контингент.

— Наступление?

— Полевым офицерам разрешается только строить предположения. Они получают приказы, а информацию — крайне редко. Предположения либо пришпоривают, либо сводят с ума. Я переночую тут. Не можете ли вы найти мне спальный мешок?

— Постараюсь, сэр. Возьмите мой, а я найду что-нибудь у солдат.

— Как хотите. Ну, идите и займитесь этим. Мне надо написать рапорт. И на боковую.

Он улыбнулся мне короткой свирепой улыбочкой.

Я ушел, а он остался писать рапорт и пить чай с лимоном. Остался в блиндаже и мой чай. Захвати я кружку с собой, он, конечно, счел бы это распущенностью.

Джерри сидел, прислонясь к мешку с песком, и тихо наигрывал на губной гармонике. Эту мелодию я узнал всем моим существом, но не мог бы ее назвать. Другие солдаты сидели, развалившись, или лежали на соломе в надежде уснуть. Джерри посмотрел на меня, но ничего не сказал. Его пальцы порхали у губ, как мотыльки. Кое-кто из солдат повернул голову в мою сторону. Остальные словно не заметили моего прихода. Я сказал О’Кифу:

— Нужна еще одна постель. Майор остается ночевать у нас. Не найдется свободного блошника?

— Будь в этих мешках только блохи, — сказал кто-то, — это бы еще ничего.

— Не беспокойтесь, сэр. Я пригляжу, чтобы ни вы, ни майор не замерзли.

Дождь прекратился. Воздух был промозглым и едким от дыма. Стон на мгновение стал нестерпимо пронзительным. Кто-то из солдат у меня за спиной исступленно выругался.

— Мистер Мур!

Голос майора, словно острый стальной зонд, задел нерв в моем мозгу. Я вернулся в блиндаж. Он сидел, чуть наклонив голову набок, и слушал.

— Кто это?

— Один из глостерцев, сэр. Их пятерых послали в разведку. Четыре дня назад, сэр. Я думаю, он давно без сознания.

— Благодарю вас, — сказал он саркастически.

Следом за мной вошел О’Киф со спальным мешком и одеялом.

— Спасибо, — сказал я. — Положите их рядом с моим.

Он кивнул.

— Когда я кончу рапорт, мы доберемся до него и посмотрим, что можно сделать.

— А!

О’Киф старательно сложил одеяло и только тогда опустил его на солому. Он внимательно слушал.

— Мне нужно не более получаса. Не ложитесь.

— Но…

— Я могу вызвать добровольца.

— Нет-нет… я… но что мы можем сделать?

Он взял свой нож и положил его в аккуратную кожаную сумку на поясе.

— Решение мы сможем принять, только когда будем точно знать ситуацию. А пока, если вы меня извините… О’Киф!

— Сэр!

— Через полчаса поставьте двоих. Мистеру Муру и мне нужно будет прикрытие. Надежных и сообразительных. Не каких-нибудь тупых раззяв.

— Есть, сэр! — Он отдал честь и вышел.

Майор продолжал испещрять лежавший перед ним лист аккуратной и точной вязью слов. Черные чернила. Черная ручка зажата в аккуратных худых пальцах, как хирургический инструмент. Я достал из ранца книгу и попробовал читать. Но тут же обнаружил, что не могу сосредоточиться. Я скользил и скользил взглядом по одним и тем же словам, но в сознание они не проникали. Я пробовал произносить их почти вслух. Я даже водил пальцем по каждому слову, но ничего не помогало: они оставались случайным сочетанием букв, которые ровными полосками пересекали страницу. Я не в состоянии вспомнить, что именно я пытался читать. В голове кружилась только одна мысль: «Я боюсь увидеть, почему он стонет, я боюсь, что запомню это навсегда. Я боюсь, что сам буду сведен к этому».