Эдвард Резерфорд - Лондон

Было уже половина девятого, и за последние полчаса она пару раз даже начала опасаться, что он передумал.

Она постаралась подобающе одеться. Свободный шелковый халат с открытыми плечами намекал на готовность изящно упасть при малейшем касании. Волосы схватывал лишь черепаший гребень. Он тоже мог вывалиться, если правильно тронуть. Груди туго натянули шелк. Дверь распахнулась настежь.

Вошел лорд Сент-Джеймс.

На ее лице отразилось разочарование. Она не смогла его скрыть.

– Это вы?

– Вообще-то, это мой дом. – Пресное лицо дрогнуло, он начал хмуриться. – А вы ждали кого-то другого?

– Нет. – Она взяла себя в руки. – Вы всегда стучитесь.

– Прошу прощения, – произнес он суховато.

Что ему известно? Где Мередит? Неужто сейчас и любовник явится? Она должна либо предупредить его, либо как-то избавиться от Сент-Джеймса. Ей нужно любой ценой сохранить хладнокровие.

– Вы обещались быть поздно, насколько я поняла.

– Я передумал. Вы не рады?

– О нет, нет. Конечно я рада.

Стук в дверь заставил леди Сент-Джеймс побледнеть, но через секунду выяснилось, что это всего-навсего камеристка. Леди что-нибудь нужно? Она осторожно заглянула госпоже в глаза.

Умница. Получит за это подарок.

– Пожалуй, нет. – Леди Сент-Джеймс взглянула на мужа. – Вы больше не уйдете? – Тот покачал головой. Она улыбнулась камеристке. – Ну тогда мне ничего не понадобится.

Девушка кивнула. Если капитан Мередит приблизится к дому, его предупредят. Леди Сент-Джеймс незаметно и облегченно выдохнула. Камеристка ушла.

– Вы собирались ложиться?

– Да. – Она отвернулась. – Я очень устала.

Это было так. Вне всякой связи с великой досадой из-за того, что Джек на вечер потерян, ее не меньше угнетал сам факт присутствия в спальне мужа. Все чувства увяли, ее одолела утомленная апатия. Она быстро отошла, создавая дистанцию.

Муж задумчиво наблюдал.

– Сочувствую вашей усталости, – изрек он. Она не ответила, молясь про себя, чтобы ушел. Но он продолжил: – С утра мы говорили о моей надобности в наследнике.

– Мы остановились на лете… – В ее голосе прозвучала смертная тоска.

– Но я не хочу ждать так долго, – негромко возразил тот.

Супруг подошел к кушетке. Демонстративно снял свой расшитый камзол и повесил на спинку, затем повернулся к ней лицом. Он был весьма недурен в белых шелковых чулках, штанах ниже колен и длинном жилете. Сочла бы она это тело привлекательным, принадлежи оно другому? Она уже не знала. Его взгляд приковался к ее обнаженному плечу, затем переместился на грудь.

Графиня привыкла уклоняться от близости. Мужу не только запрещалось входить в спальню без разрешения. Когда они возвращались с вечернего приема или бала, она либо жаловалась на головную боль, либо прикидывалась спящей. Но рано или поздно наступал момент, когда ей было невозможно избежать брачного ложа без риска открыто признаться в подлинных чувствах. В таких случаях она прибегала к десятку уловок, призванных охладить его пыл и свести активность к минимуму, а то и вынудить отказаться от задуманного. Она жаловалась на щекотку и сразу же извинялась, подавляла зевок, вдруг отворачивалась, как будто ей не нравилось его дыхание, а то и вскрикивала от неприятного ощущения. Будь лорд Сент-Джеймс менее обходителен и чувствителен, эти трюки были бы бесполезны, и только благодаря его характеру ей удавалось, не отказывая напрямую, выставить его из спальни.

Правда, бывало и так, что она, желая уверить его в сохранности брака и надобности ублажать жену, вдруг изменяла тактику на противоположную и представала искуснейшей соблазнительницей. В последний год она сочла это необходимым раз или два: закрывала глаза и воображала, будто в нее вторгался Джек Мередит, но ей самой не всегда удавалось извлечь из этого удовольствие.

Сегодня все было иначе. Он подловил ее в минуту, когда она готовилась принять Джека. Ее жалоба на усталость не возымела действия. Он что-то заподозрил? Если да, то единственный выход – приветствовать его с распростертыми объятиями. Она улыбнулась, выигрывая время, полуприкрыла веки и пристально наблюдала.

Мгновением позже ее сомнения улеглись.

– Дело в том, леди Сент-Джеймс, – бесстрастно произнес он, – что я решил внести изменения в ваше обращение со мной. – (Она открыла глаза, не понимая, что будет дальше.) – Вы больше не имеете права требовать, чтобы я спрашивал, можно ли мне войти в эту комнату. Я войду, когда захочу.