Эдвард Резерфорд - Лондон

Не прошло и дня, как домочадцы Доггета сократили имя до Сепа. Сэм и Сеп выросли вместе. Что же касалось Гарри и миссис Доггет, то случай лишь укрепил его к ней любовь. И потому сейчас, хотя она была красна лицом, всклокочена и без врученного ей шиллинга, костермонгер любовно взглянул на нее и весело молвил:

– Сокровище, старушка моя! Вот ты кто.

Незадолго до восьми вечера капитан Джек Мередит вышел из клуба «Уайт», что на Сент-Джеймс-стрит, и направился к Пикадилли.

С тех пор как кофейни покраше начали превращаться в джентльменские клубы с ограниченным членством, прошло всего несколько лет, но «Уайт» успел утвердиться как самый шикарный. Слишком шикарный, по мнению некоторых. В большинстве таких клубов затевались азартные игры, и в «Уайте» играли по-крупному. Очень по-крупному.

Капитан Мередит тоже выглядел роскошно. Что до игры, то он нуждался в выигрыше. И должен выиграть очень много. Его дед – священник, как старый Эдмунд, – сколотил приличное состояние. Отец, служивший под началом Мальборо, женился на обеспеченной вдове и оставил Джека богатым молодым человеком. Достаточно состоятельным, чтобы продуть за вечер пять тысяч фунтов. И еще раз. Но не в третий, как он сделал. Бесшабашный модник капитан Джек Мередит держал дом на Джермин-стрит, где слугам не платили шесть недель, а торговцам он задолжал больше тысячи фунтов. Его полковое капитанство, благо звания в британской армии покупались и продавались, было заложено ростовщику, проживавшему в переулке неподалеку от Ломбард-стрит.

Об истинном состоянии дел капитана Джека Мередита знал только его друг, член клуба и циник, который дал откровенный и грубый совет:

– Ты хорошо играешь, когда не пьешь и остаешься в уме. Найди себе жертву, дойную корову. Какую-нибудь деревенщину, прибывшую из поместья порисоваться в нашей светской компании. Приходи в клуб каждый день, а я буду начеку.

Наткнись они нынче на такую овцу для стрижки, Мередит мог пренебречь даже свиданием с леди Сент-Джеймс.

– Я не отберу у него поместье, – поклялся Джек. – Хватит и половины.

Но вид, с которым он вышагивал по Сент-Джеймс-стрит, не позволял догадываться о его затруднениях. Во-первых, капитан Мередит обладал замечательным даром отвергать материи посторонние и целиком сосредоточиваться на задаче текущей. Это делало его прекрасным любовником, а также одним из лучших фехтовальщиков в Лондоне. Во-вторых, в нем было чересчур много шика.

Неправильно считать Джека Мередита пустозвоном. Для этого он был слишком мужественным: хороший офицер, отличный спортсмен. Заботился о подчиненных, с лучшими из которых разделял грубую шутку, а в боксе побивал едва ли не всех однополчан. Отлично ладил с мужчинами, был нежен с женщинами, любовником слыл успешным и достойным – все более ярким, так как всегда доподлинно знал, чем занят. Но отношения с леди Сент-Джеймс зашли дальше прочих. В них было нечто особенное. В последние месяцы случалось, что он становился одержим ею. Ее нагота завораживала его. Сидя в «Уайте», он представлял ее тело и рисовал себе, как обладает ею десятком, а то и сотней способов. Так бывало и раньше, со многими, очень многими женщинами, и он в итоге всегда пресыщался. К леди Сент-Джеймс Мередит испытывал нечто большее. Он с каждым разом открывал в ней все новую женщину, что объяснялось не плотью, а личностью. Ее манерности и гибкости – светскости, говоря откровенно, – хватало, чтобы пленить его на годы, а может быть, и до скончания дней.

Пускай не вертопрах, он все же принадлежал Сент-Джеймс-стрит. Знание о том, что его предки прибыли в Англию с первым двором Тюдоров, его клуб, одежда, связи, сам факт того, что любовница, хоть это оставалось тайной, была графиней – все эти вещи и составляли его жизнь. Без этого Мередит не был бы тем, кем являлся, и уподобился бы пожранному пожаром прекрасному георгианскому дому.

Для выживания в качестве светского льва ему, следовательно, предстояло быть готовым на все. Если понадобится, то и убить. Он даже мог оправдаться. Не таковы ли были старинные обычаи аристократического, рыцарского класса? Таковы правила игры. В клубах на Сент-Джеймс-стрит с ним согласились бы многие, и в этом смысле пылкое сердце Мередита имело тайник, где обитал холод.

Едва он дошел до угла Пикадилли, из тени вступили трое и схватили его. Двое заломили руки, третий встал перед ним:

– Капитан Мередит? Сэр, вы арестованы за долги.

Дверь медленно отворилась. По телу леди Сент-Джеймс пробежала легкая дрожь. Наконец-то. Пришел.