Эдвард Резерфорд - Лондон

– Если таково правление короля Ричарда, то пусть отправляется в ад! – бушевал купец. И далее, к ее ужасу, добавил: – Лондон обзаведется другим королем.

Несчастная Ида побелела: измена!

Однако причина оказалась довольно проста. Все дело в налогах. Напряженность между монархом и городом существовала издревле, однако границы определялись четко. Ежегодный налог с города назывался откупом. При слабом монархе город мог оговорить его снижение и выбрать для сбора собственных шерифов. Если же король был силен, откуп возрастал, а шерифов назначал монарх, хотя не без учета мнения горожан. Что до сбора, то он осуществлялся так, как считали лучшим отцы города. Договоренности оглашались в Михайлов день.

– Известно ли вам, что учинил этот треклятый Ричард? – гремел Булл. – Никаких шерифов! Он просто взял и разослал своих откупщиков, вроде этой твари! – Купец указал на носатого клирика Казначейства. – Не затруднившись извинениями! Они высосут из нас кровь до последней капли! Это вопиющая несправедливость!

Оценка полностью соответствовала действительности. Силверсливз, прибегнув к старому правилу, только что стребовал с купца возмутительную сумму. «Начнем с большего, – сошлись в Казначействе, – и дадим им сбавить». В конце концов, за королевский Крестовый поход приходилось платить.

Но изменнические речи не подобали представительнице рыцарского сословия, и Ида спокойно осадила мужа:

– Поосторожнее высказывайся о короле.

В последующие месяцы брат Майкл часто корил себя и думал: «Если бы я вывел ее из комнаты, она бы ничего не услышала. Я должен был сообразить, чем это закончится». Но ему самому было любопытно послушать. Что до Иды, то жизнь всяко не подготовила ее к дальнейшему.

Ибо супруг ее совершенно хладнокровно обратился к клирику:

– Король – болван. С лондонскими баронами шутки плохи.

Ида знала, что богатые лондонцы любили именовать себя баронами, но всегда считала это дурной претенциозностью. Однако если она ожидала от королевского представителя резкой реакции, то ее не последовало. Пентекосту было виднее. Сильный монарх, вроде Вильгельма Завоевателя или Генриха II, мог подмять под себя город, но в период анархии до воцарения короля Генриха лондонцы, окруженные высокими стенами, сумели сохранить баланс власти в королевстве. К тому же осмотрительный гонец Казначейства хотя и хотел выполнить поручение повелителя, но в неменьшей степени не хотел наживать себе врагов в эти смутные времена. А потому он, к удивлению Иды, сел за дубовый стол против Булла и произнес голосом чуть ли не виноватым:

– Ты должен понимать, что Ричард ничего не знает об Англии и знать не хочет.

– Город восстанет.

– Сейчас король могуществен, – возразил Силверсливз. – По-моему, тебе придется заплатить.

– В этом году – да. А в следующем, глядишь, и нет. Время покажет, – вперился в него взглядом Булл и пожал плечами. – Если чуток повезет, его прикончат в походе, и мы от него избавимся.

Ида ахнула. Но Силверсливз, вопреки ее ожиданиям, и тут не стал возражать. Он подался вперед и доверительно осведомился:

– Нам всем понятно, что это ошибка, но ответь мне честно: насколько серьезной будет реакция Лондона?

Булл немного подумал, прежде чем вынести вердикт. Когда же заговорил, тон его был мрачен.

– Если король не будет играть по правилам и наплюет на традиции, мы этого не потерпим. – Он пристально посмотрел Силверсливзу в глаза.

Иде его слова показались довольно глупыми. Пентекоста они испугали. Традиции в Англии существовали повсюду. Возможно, старый «общий закон», [28]которым руководствовались в каждом поместье и деревушке, оставался неписаным, но норманнские завоеватели были достаточно мудры, чтобы никогда на него не посягать. Таким же образом и лондонские законы могли не быть обнародованы, но их уважали все короли со времен Вильгельма. По этому кодексу жили горожане скандинавских и саксонских кровей. В его границах они могли действовать гибко. Нарушишь этот кодекс – и сотрудничеству конец. Ида лишь смутно догадывалась об этом, а Пентекост знал с колыбели.

Тут Булл добавил нечто, показавшееся Иде еще более странным, хотя со временем употребленному им словечку суждено было сделаться для нее как знакомым, так и омерзительным.

– Откровенно говоря, – бросил он, – не удивлюсь, если дело кончится коммуной.

Силверсливз побледнел.

Женщина имела самое отдаленное представление о коммуне, хотя последнюю знали с давних пор. В древнем нормандском городе Руане коммуна существовала полвека, а в других европейских центрах имелись ее подобия. Лондонские бароны же в прошлом время от времени выступали с такой идеей, но без особого успеха.