Эдвард Резерфорд - Лондон

Хотя на первый взгляд он не предпринимал ничего. С отплытия Ричарда прошло всего две недели – тот собирал войска на материке и совещался со своим товарищем по походу, королем французским. Джон оставался в своих обширных владениях на западе Англии. Докладывали, что занимался он преимущественно охотой – верховой и соколиной. Но Силверсливз не обманулся. Он выгадывал время и делал выводы, готовясь нанести удар. И знал, кто станет мишенью.

Его покровитель, Лонгчамп.

Поначалу казалось, что все шло преславно. Канцлер блестяще преуспел, став в отсутствие господина самым могущественным человеком в Англии. За свою неизменную преданность Пентекост уже был вознагражден парой неплохих бенефициев. Будущее и впрямь могло оказаться безоблачным, когда бы не одна беда.

– Лонгчамп спесив, вот в чем проблема, – сказал Пентекост жене. – Он нажил много врагов.

Увы, канцлер не скрывал пренебрежения к некоторым знатным феодальным родам.

– Они низвергнут его, – сокрушался клирик Казначейства.

– Этого нельзя допускать! – воскликнула его дородная супруга. – Для нас он дороже золота!

Знамения все мелкие, но зловещие. От ссоры рыцаря или барона с канцлером недалеко было до вести, что они подались к Джону. Ползли и другие слухи. Уже в январе купец обронил, что люди Джона в Лондоне, хотя, будучи спрошен, отказался назвать их. Пентекост смотрел зорко, но так никого и не выявил.

И повезло же ему так крепко сдружиться с Буллом!

Он сам не понимал, как это вышло. Редкие приглашения в дом купца. Несколько случайных встреч. Если бы Пентекост вник, то мог бы заключить, что дружбу завязал Булл. Так или иначе, он был рад.

– Никто лучше его не знает, что творится в городе, – заметил он жене. – Я собираюсь держаться к нему поближе.

Силверсливз даже пробовал подружиться с семейством Булла. С Идой держался подчеркнуто учтиво. Ближе им было не сойтись, но ее отчасти согревали его поклоны и обращение «леди». С мальчишкой Дэвидом оказалось проще. Ему Пентекост неизменно и твердо говорил: «Я человек короля». Однажды он взял мальчика в Казначейство, пояснив: «Здесь мы занимаемся королевскими делами». Но сам Булл оказался ненасытен. Сегодняшний инцидент с переметами явился лишь очередным способом убедить могущественного олдермена в том, что Пентекост и его господин Лонгчамп желают ему добра.

– И сообщай мне обо всем, что услышишь, – знай требовал тот.

Лишь перед самым уходом Пентекост вдруг уловил нечто смутно знакомое в малыше, державшем женщину за руку. На миг он озадаченно нахмурился, но потом вспомнил: белая прядь в волосах.

– Кто это? – спросил он.

Мейбл сказала.

Пентекост возвращался к дому Булла в задумчивости. Он не знал, что у Саймона-оружейника есть сын, и счел это доброй вестью. За ним остался должок. Отец ли, сын – все едино, а коли тот так мал, то времени выдумать что-нибудь подходящее предостаточно. Вскоре на его лице уже играла улыбка до ушей.

Войдя же в дом Булла, Силверсливз опешил, ибо купец был крайне суров. И стал белее мела, когда Булл, поблагодарив за помощь с переметами, взял его под руку и сказал:

– По-моему, тебе следует знать кое-что еще.

В мае брат Майкл понял, что проигрывает бой. Тогда прибыл чужак.

Он был рыцарем и звался Жильбером де Годфруа. Его поместье называлось Эйвонсфорд и находилось у западного замка Сарум. И он остановился у Булла.

В его присутствии не было ничего особо диковинного. Если нищие паломники селились в богадельнях, то странствующий рыцарь обычно останавливался у купца. Когда же Годфруа передал письмо от знакомого Буллу купца из Юго-Западной Англии, олдермен предложил тому свое гостеприимство. Рыцарь ночевал в доме, его грум – на конюшне.

Жильбер де Годфруа прибыл в Лондон уладить свои дела перед Крестовым походом. Высокий, средних лет, лицом печальный и суровый, он был суховат в манерах. Его видели мало, ибо он ежедневно вставал на рассвете и отправлялся к заутрене в собор Святого Павла. После этого ездил в Вестминстер или испытывал лошадей в Ислингтонском лесу; вечером же, немного перекусив, отходил ко сну. На его сюрко красовался красный крест, обозначавший участие в Крестовом походе. Он был безупречный рыцарь. А также вдовец.

Когда брат Майкл познакомился с ним за еженедельной семейной трапезой, Годфруа жил в доме уже четыре дня. Благородство и изысканность рыцаря произвели на него впечатление. Юный Дэвид откровенно благоговел, и даже Булл держался тише, чем обычно, однако монах не предвидел перемен, произошедших в Иде.