Эдвард Резерфорд - Лондон

Монах все это видел и сокрушался. Однако подлинным потрясением стал следующий визит.

После трапезы он вышел наружу с братом и племянником. В доме стояла тишина; Ида отправилась в кладовую, рыцарь сидел в молчаливом одиночестве. Брат Майкл вернулся по чистой случайности и увидел обоих.

Годфруа стоял безмолвный и неподвижный, как всегда. Ида, вернувшаяся из кладовой, что-то негромко говорила ему. Затем она тронула рыцаря за плечо. Этого жеста хватило, чтобы брату Майклу показалось, будто он все понял. Побледнев, монах вышел.

Ночью его посетило ужасное сновидение. Монах увидел бледное тело Иды, которое переплелось с телом рыцаря, и лебединую шею, напрягшуюся в экстазе, узрел, как он обладает ею. Различил темные глаза и длинные волосы, ниспадающие на груди, услышал слабый вскрик. И пробудился в неимоверной, ледяной муке, которая заставила его сперва сесть, а после мерить шагами тесную келью. Он не смог уснуть заново и метался все пять часов до рассвета, преследуемый неотступным, ужасным образом то одних, то других любовных утех Иды.

Когда рассвело и майский птичий хор зазвучал в полную силу, он пересек Смитфилд и дошел до собора Святого Павла. Там, у двери, под одиночный удар колокола, созвавший на службу немногочисленные чистые души, он увидел приближавшегося молчаливого Годфруа.

Выслушав его речь, набожный рыцарь не снизошел даже до удивления.

– Ты обвиняешь меня в прелюбодеянии, монах? – спросил он холодно. – Предлагаешь уехать? Мне незачем уезжать. – И он, не говоря больше ни слова, вошел в собор.

Не ошибся ли он? Брат Майкл приложил ко лбу ладонь. Всерьез ли подозревал он этого честного рыцаря? Он вернулся в смятении, не зная, что и думать.

Через три дня Жильбер де Годфруа собрался в путь. Ида предложила ему перчатку как залог в странствии – изысканный жест из рыцарского обихода. Но он угрюмо отказался, напомнив ей:

– Я совершаю паломничество в Святую землю.

И брат Майкл облегченно вздохнул.

С отъездом рыцаря Ида и юный Дэвид впали в апатию. Мальчик даже занемог, его учеба начала хромать. Поэтому в середине лета олдермен попросил брата Майкла оказать сыну помощь.

Дэвида нельзя было причислить к зубрилам, но он отличался любознательностью, учтивостью и очень уважал дядю.

– Ты такой ученый! – потрясенно восклицал мальчик, побуждая монаха делиться всем, что тот знал.

Знания брата Майкла об окружавшем мире были типичны для умеренно просвещенного человека той эпохи: симпатичная мешанина из фактов и фольклора, почерпнутых из любимой библиотеки Вестминстерского аббатства. Он был в состоянии растолковать племяннику пеструю мозаику европейских государств с их портами и реками, городами и святынями. Он мог толково рассказать о Риме и Святой земле. Но ближе к границам этого огромного средневекового мира его познания постепенно расплывались и превращались в вымыслы о далеких краях.

– К югу от Святой земли находится Египет, – сообщал он Дэвиду вполне грамотно, – откуда Моисей повел иудеев через пустыню. А возле устья великой реки Нил стоит город Вавилон.

Так называли в Средневековье Каир.

– А если поплыть по Нилу? – загорался мальчик.

– Тогда, – уверенно отвечал монах, ибо вычитал это в книге, – ты попадешь в страну Китай. – Он просвещал племянника и в истории Лондона. – Лондон был основан давным-давно, даже задолго до Рима. Его построил великий герой по имени Брут. Затем он отправился в странствие и основал древнюю Трою.

Он рассказал, как пришли и ушли римляне, как восстановил стены король Альфред.

– А какие были короли до Альфреда? – спросил мальчик.

– Древних английских королей было много, – пояснил монах. – Но самыми знаменитыми, давным-давно, стали двое. Одним был добрый король Артур с его рыцарями Круглого стола.

– А вторым?

– Вторым, – уверенно произнес Майкл, – был старый король Коль.

Ибо так говорилось в летописях.

Часто, покуда он учил племянника, к ним приходила и подсаживалась Ида.

Прекрасным осенним утром сестра Мейбл могла быть и в лучшем настроении, но не была. А причина ее негодования крылась в церквушке, которую она только что посетила.

Церковь Святого Лаврентия Силверсливза представляла собой небольшое красивое здание на узком пятачке между домом канатчика и пекарней. Вниз по холму, в Винтри, располагались темсайдские склады нормандских виноторговцев, а за ними виднелась река. Церковь была каменной, за исключением крыши, что оставалась деревянной. Она могла, наберись столь внушительная паства, без труда вместить сотню душ. Сестра Мейбл только что навестила викария этой скромной церкви.