Эдвард Резерфорд - Лондон

К утру с управляющим договорились, и вдова смогла вернуться, донельзя довольная легкостью, с которой было снято с ее плеч это бремя.

И для Иды сентябрь оказался вполне приятным. Дом, где она стала хозяйкой, за последние десятилетия разросся и ныне представлял собой внушительное здание. Как большинство купеческих домов, он был из дерева и штукатурки. Булл вел дела в цокольном этаже; выше располагались зал и опочивальня; в чердачном этаже спали Дэвид и слуги. Однако дух этому месту сообщали еще две особенности, типичные для большинства лондонских построек.

Первая заключалась в конструкции этажей. Закончив цокольный, строители не надстраивали здание вровень. Верхний этаж оказывался больше нижнего и на несколько футов выступал над дорогой поверх голов прохожих. Пока еще мало какие дома были выше двух этажей, но там, где имелся третий, он выступал еще дальше, превращая узкие улочки чуть ли не в туннели.

Второй особенностью было то, что нависавшие фасад и торцы дома Булла поддерживались горизонтальными балками, которые являлись не чем иным, как толстыми дубовыми ветками. Последние обычно использовались необработанными, местами даже сохранялась кора, из-за чего они, пусть и неимоверно прочные, ни в коей мере не бывали прямыми и ровными. В итоге все эти бревенчатые дома казались кривобокими, как бы готовыми рухнуть, хотя в действительности могли простоять века, если не сгорали.

Пожароопасность оставалась их уязвимым местом. Огонь распространялся стремительно. В тот самый год вышел указ, в соответствии с которым горожане были обязаны перестраивать цокольные этажи в кирпичные или каменные, а соломенные крыши заменять черепичными или делать их из какого-нибудь другого, не столь горючего материала. Но Сампсон Булл заявил: «Забери меня черти, если я сделаю это в спешке! Расход колоссальный».

Ида привыкла управлять поместьем, но обнаружила, что дел у нее прорва. Если не требовалось присматривать за сервами, считалось, что ей все же нужно посильно участвовать в делах супруга. Через считаные дни она уже поймала себя на внимательном изучении тюков шерсти, кип сукна и скаток заграничного шелка – точно так же, как в прошлом проверяла зерно и корм для скота. Слуги, хвала Господу, были настроены дружелюбно. Две кухонные девушки пришли в восторг, вновь обретя хозяйку, а в первую же субботу Булл взял ее в Смитфилд, где они купили отличную кобылу.

Но главной отрадой стал юный Дэвид. Они быстро сдружились. Днем он посещал школу в соседнем соборе Святого Павла, но вечерами с ним находилась она. Очевидно, что мальчику давно не с кем было поговорить дома. Ей оставалось лишь доброжелательно внимать, и очень скоро он уже делился с ней всеми секретами. Ида понимала его огорчение из-за невозможности отправиться в Крестовый поход. Мачеха обещала ему, что дела обернутся к лучшему. Она никогда не была матерью, и ей нравилась эта роль.

И был, конечно, брат Майкл. По ее настоянию он раз в неделю приходил на обед. Втайне Ида желала, чтобы это случалось чаще.

Увы, через две недели после коронации сей новый уклад нарушился неожиданным заявлением Булла: «Мы уезжаем на несколько дней в Боктон».

Они прибыли в сумерках, но место ей сразу понравилось. Рыцарь, там проживавший, оставил после себя скромный каменный особняк с красивым двором и большими деревянными служебными постройками. Все это мало отличалось от ее прежнего поместья. Но черед удивляться пришел утром, когда она вскоре после рассвета поднялась, выглянула и узрела великолепный вид, открывавшийся на кентский Уилд. Зрелище было столь прекрасным, что у нее перехватило дыхание.

– Это место всегда было нашим, – негромко заметил Булл, – пока не явился король Вильгельм.

И пусть на секунду, но Ида ощутила с ним некоторое родство.

Ее пребывание в Боктоне вышло приятным, хотя и недолгим, однако чувства она испытывала смешанные. Иду радовало наличие у Булла такого поместья, и все же это являлось горьким напоминанием о жизни, которой она лишилась. Может быть, именно это чувство потери побудило ее вскоре по возвращении в Лондон совершить первую ошибку после своего замужества.

Дело было в Михайлов день. Она вернулась домой и, еще не войдя, услышала разговор на повышенных тонах. А через несколько секунд удивленно застала троих: Сампсона Булла, раскрасневшегося, за дубовым столом, брата Майкла и бледного, чуть презрительного Пентекоста Силверсливза. Но это не шло ни в какое сравнение с шоком, последовавшим от речей мужа.