Эдвард Форстер - Избранное

Отводя глаза в сторону, она заговорила:

— Ну вот, я здесь. Путешествие было ужасным, оно намного задержало развитие моего ума. Наше свидание не стоит того, Куно, не стоит. Мое время слишком драгоценно для меня, чтобы тратить его подобным образом. Солнечные лучи чуть не коснулись меня, я столкнулась с грубыми, невоспитанными людьми. Я могу задержаться лишь на несколько минут. Скажи мне, что ты хотел сказать, и я уеду обратно.

— Мне грозит Отчуждение.

В первый раз она взглянула ему в лицо.

— Мне грозит Отчуждение. Я не мог сказать тебе это через Машину.

Отчуждение означало смерть. Жертву выводили на поверхность, и наружный воздух убивал ее.

— Я был наверху после нашего последнего разговора. Случилась ужасная вещь: меня там видели.

— Но почему бы тебе и не побывать наверху?! — воскликнула она. — Это абсолютно законно, абсолютно технично. Это не запрещается. Нужно только получить респиратор и испросить разрешение на право выхода. Правда, это не принято у людей духовно развитых, и я просила тебя этого не делать, но закон не запрещает выходить на поверхность.

— Я не получал разрешения на право выхода.

— Как же ты смог выйти?

— Я нашел собственный путь.

Она не поняла смысла его слов, ему пришлось повторить их.

— Собственный путь? — прошептала она. — Но ведь так не полагается.

— Почему?

От возмущения она даже не нашлась что ответить.

— Ты начинаешь боготворить Машину, — холодно произнес он. — Тебе кажется богохульством моя самостоятельность. Точно так же думал и Совет, когда угрожал мне Отчуждением.

Она рассердилась.

— Я ничего не боготворю! — вскричала она. — Я передовая женщина. Я не могу считать твой поступок богохульством, потому что никакой религии теперь не существует. Всевозможные предрассудки и суеверия отменены Машиной. Я только хотела сказать, что искать собственный путь — это… А кроме того, новых путей наверх не может быть.

— Да, таково общее мнение.

— Выйти можно только через выводные жерла, но для этого непременно требуется разрешение. Так говорит Книга.

— Значит, Книга говорит неправильно: я выбрался сам.

Надо отметить, что Куно обладал некоторой физической силой, а физическая сила считалась теперь недостатком. Каждого новорожденного осматривали, и тех, кто обещал быть чрезмерно сильным, уничтожали. Защитники гуманности, быть может, запротестуют, но оставить в живых атлета значило оказать ему дурную услугу: он никогда не был бы счастлив в тех условиях жизни, на которые его обрекала Машина. Он стал бы тосковать по деревьям, на которые можно влезать, по рекам, где можно купаться, по лугам и холмам, где можно испытать силу своего тела. Человек должен быть приспособлен к окружающей среде, ведь так? На заре общества слабых ждала гора Тайгет [25] В древней Спарте с горы Тайгет сбрасывали новорожденных, которых считали хилыми и нежизнеспособными. , в сумерки общества сильных ждала Легкая Смерть для того, чтобы Машина могла совершенствоваться, совершенствоваться, вечно совершенствоваться.

— Ты знаешь, что мы утратили ощущение пространства. Мы говорим «пространство уничтожено», но на самом деле мы уничтожили не пространство, а ощущение его. Мы потеряли часть самих себя. Я решил вновь обрести это ощущение. Я начал выходить из комнаты и шагать взад и вперед по платформе, взад и вперед, туда и обратно, пока не выбивался из сил. И тогда я постиг утерянный смысл слов «близко» и «далеко». «Близко» — это такое место, куда я могу быстро дойти своими ногами, а не такое, куда меня быстро довезет поезд или воздушный корабль; «далеко» — место, куда мне быстро не дойти. Выводной туннель — это «далеко», хотя, вызвав поезд, я мог бы очутиться там за тридцать восемь секунд. Мера — это сам человек. Вот что я вынес из моего первого урока. Ноги человека — это мера расстояния, руки — мера обладания, а тело — мера всего того, что привлекательно, желанно и одолимо. Я пошел дальше. Тогда-то я и позвал тебя в первый раз, но ты отказалась приехать.

Как тебе известно, этот город построен глубоко под землей, наружу выходят только жерла. Исходив платформу за стенами комнаты, я поднялся на лифте на следующий этаж и принялся ходить там. Так, этаж за этажом, я дошел до самого верхнего, над которым уже поверхность земли. Все платформы были совершенно одинаковы. Побывав на них, я добился только того, что развил мускулы и ощущение пространства. Вероятно, этим следовало удовлетвориться, ведь и это уже немало. Однако, пока я бродил и размышлял, мне пришло в голову, что города строились в те дни, когда люди еще дышали наружным воздухом. А значит, под землей обязательно были вентиляционные шахты для рабочих. После этого я не мог думать ни о чем, кроме вентиляционных шахт. Окончательно ли они вытеснены всякими питательными трубками, лекарственными трубками, музыкальными трубками — последними достижениями Машины? Или какие-нибудь следы от них остались? Ясно было одно: наткнуться на них я мог лишь в железнодорожных туннелях верхнего этажа, так как внизу используется каждый дюйм пространства.