Эдвард Форстер - Избранное

Но она велела ему продолжать.

— Когда я выбрался наверх, уже наступил вечер. Солнце почти скрылось за горизонтом, и я с трудом различал окружающее. Не стоит описывать низкие холмы, которые я увидел: ты только что пролетала над Крышей Мира. Низкие, бесцветные холмы. Но мне они показались живыми: дерн был кожей, а под нею надувались мышцы. Я чувствовал, что холмы когда-то с непреодолимой силой взывали к людям и люди любили их. Но холмы заснули, и может быть — навеки. Во сне они общаются с людьми. Счастлив будет тот мужчина, счастлива будет та женщина, которые разбудят уэссекские холмы. Они спят сейчас, но они никогда не умрут.

Он заговорил со страстью:

— Разве ты не понимаешь, разве не понимают все твои лекторы, что мы умираем, а по-настоящему живет под землей одна Машина? Мы создали Машину для того, чтобы она выполняла нашу волю, но мы больше не можем держать ее в повиновении. Она отняла у нас ощущение пространства, отняла чувство касания, загрязнила все человеческие отношения, низвела любовь до полового акта, парализовала наши тела и нашу волю, а теперь принуждает нас обожествлять ее. Машина развивается, но не по предначертанному нами пути. Она продвигается вперед, но не к нашей цели. Мы существуем лишь как кровяные тельца, циркулирующие по ее артериям. Если бы она могла работать без нас, она предоставила бы нам умирать. Увы, я не могу этого изменить — разве что буду вновь и вновь рассказывать людям о том, что я видел уэссекские холмы, на которые смотрел Альфред во время победы над датчанами…

Наконец солнце село. Я забыл сказать, что между холмом, на котором я стоял, и остальными холмами протянулась полоса тумана жемчужного цвета.

Куно опять замолчал.

— Продолжай, — устало сказала мать.

Он покачал головой.

— Продолжай. Что бы ты ни говорил, мне ничто больше не может причинить горе. Я ко всему готова.

— Я хотел рассказать тебе остальное, но не могу. Я знаю, что не смогу. Прощай.

Вашти стояла в нерешительности. Каждый нерв в ней дрожал от кощунственных слов ее сына. Но она, как и он, была любознательна и настойчива.

— Это нечестно! — возмутилась она. — Ты заставил меня приехать с другого конца земли, чтобы выслушать тебя, и теперь я хочу услышать все. Рассказывай, только покороче, потому что это пагубная трата времени; расскажи, каким образом ты вернулся назад, к цивилизации.

— Ах, вот что! — вздрогнув, сказал он. — Ты хочешь услышать о цивилизации. Конечно, конечно. Я ведь уже говорил о том, как респиратор упал на землю?

— Нет. Но теперь мне все понятно. Ты надел респиратор, добрался по земле до выводного жерла, а там о твоем поведении сообщили в Центральный Совет.

— Ничего подобного.

Он провел рукой по лбу, точно стирая какую-то навязчивую мысль. Продолжая рассказывать, снова воодушевился.

— Респиратор упал после захода солнца. Я, кажется, упоминал, что струя воздуха ослабла?

— Да.

— После захода солнца она больше не могла удерживать респиратор. Как я уже сказал, я совершенно позабыл о Машине и не обращал никакого внимания на время, поглощенный совсем другим. На дне ямы было еще много искусственного воздуха, которым я дышал, когда резкость наружной атмосферы становилась невыносимой. Этого запаса вполне могло хватить на несколько дней — конечно, при условии, что ветер не рассеет его. Слишком поздно я догадался, что означает прекращение потока воздуха. Понимаешь, дыру в туннеле заделали. Ремонтирующий Аппарат двигался по моим следам.

Я получил еще одно предостережение, но им я также пренебрег. Ночное небо было еще яснее, чем днем. Луна, появившаяся не сразу после захода солнца, временами очень ярко освещала впадину. Я по-прежнему находился на границе двух атмосфер, когда мне почудилось, будто что-то темное проползло по дну ямы и скрылось в шахте. Не соображая, что делаю глупость, я сбежал вниз, к шахте, и прислушался: в глубине я услышал слабое царапанье. Тогда, только тогда, я забеспокоился. Я решил надеть респиратор и выбраться из впадины наверх. Но респиратор исчез. Я прекрасно помнил, куда он упал — между крышкой и входом в шахту, я даже нащупал след от него на траве. Но он исчез. Я понял, что в ход пущены какие-то злые силы и надо скорее бежать наверх, и если мне придется умереть, то лучше я умру лицом к облаку жемчужного цвета. Я не успел сдвинуться с места: из глубины шахты… Нет, это слишком страшно… Червь, длинный белый червь выполз из шахты и заскользил по освещенной лунным светом траве. Я вскрикнул. И сделал то, чего не следовало делать: я бросился топтать эту тварь, вместо того чтобы бежать от нее. В тот же миг она обвилась вокруг моей лодыжки. Началась борьба. Червь не мешал мне бегать по яме, но при этом не отпускал моей ноги, постепенно забираясь все выше и выше.