Жорж Коншон - В конечном счете

Но вы дали себе зарок не смотреть на вещи трагически. Вам показалось бы довольно глупым думать, что мальчик из Немура работал уже на Женера. Это трагическая мысль, притом дурного вкуса. Молодой человек, подающий надежды, ни на что не смотрит трагически. Он для этого слишком умен. Вы, правда, уже не молодой человек, подающий надежды, но еще не утратили чувства меры.

— Меня зовут Марк Этьен. Не скажете ли вы господину Ансело, что я хотел бы его видеть?

Молодая, густо накрашенная секретарша, наконец, соблаговолила поднять на него глаза.

— Вы условились с ним встретиться?

— Нет.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Этьен.

Он заметил, что она очень умело моргает глазами, показывая изогнутые ресницы. Должно быть, она немало времени провела перед зеркалом, изучая способы производить впечатление на людей. Без особого успеха.

— Боюсь, что господина Ансело сейчас нет, — сказала она.

— Это глупое опасение, — сказал Марк. — Ступайте, моя крошка.

Он видел маленькую «М. Г.» Ансело, стоявшую на улице Аркад. Поэтому, собственно, ему и пришла в голову мысль подняться к нему.

— Я не люблю, чтобы со мной говорили таким тоном! — громко сказала секретарша и добавила еще громче, явно надеясь, что ее слова будут услышаны за перегородкой. — Я не обязана выполнять ваши приказания, господин Этьен!

— Нечего кричать, — сказал Марк. — Это дело вас совершенно не касается. Делайте, что вам говорят.

Секретарша встала и вышла с презрительным и оскорбленным видом.

Она тихо закрыла за собой дверь, но, несмотря на все ее предосторожности, Марк отчетливо услышал, как щелкнул ключ в замочной скважине. На мгновение он задумался над тем, что он скажет Ансело и действительно ли скажет ему что-нибудь. В тот вечер, когда его родители вместе с ним нанесли визит комиссару Ансело, Жак увел его в глубину сада, и они долго оставались там, глядя на Луен и от робости не говоря ни слова. Они вернулись, держась за руки, и кто-то из взрослых заметил, что они будут очень дружить, что подобные обстоятельства скрепляют дружбу. «Этьен, — сказал господин Ансело, — теперь я могу вам признаться: вначале я не был в этом уверен, но, выслушав вас, я сразу понял, что вы не виновны». Мадам Этьен всплакнула при этих словах, и мадам Ансело тоже.

Минуты через две дверь открылась, и в приемную вышла вторая секретарша — маленькая, тощая, некрасивая, в туфлях на низких каблуках, фланелевой юбке и вылинявшем от стирок свитере.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Господин Ансело будет огорчен, когда узнает о вашем визите, но он только что уехал.

— Я думаю, что это неправда, — сказал Марк.

Секретарша, решительно очень некрасивая, но с виду гораздо более умная, чем ее товарка, улыбнулась и сказала:

— Да, он был здесь. Но он уехал. Мне кажется, он не жаждал вас принять.

— Я тоже так думаю. Но как же он вышел?

— Через другой выход.

— Другого выхода нет, — сказал Марк, опускаясь в кресло.

— Вы ошибаетесь! Не стоит настаивать. Вы попусту теряете время.

— Не имеет значения. У меня много времени. Вы можете ему сказать, что теперь в моем распоряжении сколько угодно времени.

Секретарша вышла, пожав плечами.

На столе валялся экземпляр «Банк д’Ожурдюи». Он пробежал статью, в которой шла речь о нем, и сразу пожалел, что отказался прочесть ее, когда его просила об этом Дениза. Он не мог предположить, что она до такой степени гнусна. Если бы он это знал, он посмотрел бы на вещи по-другому. Познакомившись с этой статьей, в которой его обливали грязью, он пришел бы в гнев, и это придало бы ему силы… Подняв глаза от газеты, он увидел, что вернулась первая секретарша. Она села за свой стол, достала пудреницу и принялась мазаться. По правде говоря, он всегда испытывал чувство неловкости по отношению к Ансело, словно у него была совесть нечиста. Никто не мог бы сказать, что он отбил у него Денизу, но он признавал за ним известные права на нее. До этой минуты он даже толком не знал, зачем пришел сюда.

— Я закрываю помещение, вам лучше уйти, — сказала секретарша и добавила, кокетливо улыбаясь: — Если у вас машина, с вашей стороны было бы очень мило отвезти меня домой. Я живу далеко.

— Это очень заманчиво, но все-таки не настолько, чтобы я ушел, — сказал Марк.

— Что же, вы так и будете здесь сидеть до скончания века?

— Мы можем, пожалуй, немного ускорить дело, — сказал Марк. (Это была фраза Льеже-Лебо. Та самая фраза. Вам казалось, что вы очень умно договорились в лифте с Льеже-Лебо. Он хотел ускорить дело, но вы все же не думали, что все произойдет так быстро.) Он поднялся. У него почему-то дрожали руки, и он спросил себя, не теряет ли он чувство меры, на что, впрочем, имел теперь право, не будучи больше молодым человеком, подающим надежды.