Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Ему перестали отвечать. Конечно, оливковые рощи, поля и дома принадлежали ему и он вправе ими распоряжаться как пожелает. Но дома у него были жена, дети. А ему еще не один год сидеть в тюрьме.

Тогда он совсем взбесился. Распродал ковры, которыми была увешана камера, паласы, костюмы, продал даже самовар. Большая часть вырученных денег вскоре уплыла в карманы Капитана.

Во второй половине апреля погода совсем наладилась. Солнце напоило теплом пробуждающуюся жизнь. Полопались почки на голых деревьях, все вокруг зазеленело. Нежные листки подорожника, молодого клевера, ирисов слились во дворе тюрьмы в сплошной зеленый ковер. Особенно ярким этот ковер был перед небольшим зданием под красной черепицей, откуда после полудня выходили на прогулку заключенные женщины. Прижавшись друг к другу, они чинно сидели на траве и, казалось, не слышали криков, долетавших до них из мужских отделений, не видели столпившихся у решеток заключенных, которые колотили себя кулаками в грудь, стараясь привлечь их внимание. Но безразличие женщин было напускным. Они ощущали за спиной голодное дыхание осатаневших без них мужчин и жадно вдыхали тяжелый, пропитанный табаком мужской дух. Ах, если б распахнулись двери и мужчины, выскочив, словно разъяренные быки из загона, могли бы наброситься на них!

— Где те денечки? — вздохнула Хатидже.

— Они нас просто разорвать готовы! — отозвалась черноглазая волоокая Фатьма.

— Пусть разорвут, девка! Я согласна!

Женщины фыркнули. Тощая, как жердь, надзирательница, жена стоявшего у ворот охранника, подняла голову от вязанья.

— Чего ржете, как кобылицы, почуявшие жеребцов?!

Снова раздался смех.

— Тьфу на вас! Совсем стыда нету!

— А чего нам стыдиться? — возразила Недиме.

Надзирательница промолчала. Знала, что Недиме получила семнадцать лет за то, что, выследив изменившего ей любовника, всадила ему в живот кухонный нож. Стыд для нее теперь пустое слово. Но Недиме не унималась:

— По ночам валяешься со своим в постели, а днем приходишь сюда срамить нас! Не выйдет, бабонька! Мы ни днем, ни ночью места себе не находим без мужиков! Так-то вот!

Недиме не врала. Бывало, всю ночь проводили они в постели, прижимая к груди грязную мужскую рубаху, лаская и целуя заляпанные старые штаны.

Боби Ниязи приносил для стирки грязное белье из мужских отделений — десять курушей за штуку. И как волновало воображение это мужское белье.

— И то правда! Помоги вам аллах! — согласилась надзирательница.

— Я и говорю, солнце грязью не замажешь! Мне, правда, уж за сорок, а ты вон на нее погляди! Что брови, что глаза, что грудь!

Айше залилась краской. Не от стыда, от похвалы. Сговорившись с дружком, Айше зарубила в хлеву своего пятидесятипятилетнего мужа. И чуть не угодила на виселицу. Она должна была отсидеть еще двадцать два года. И если аллах не повелит иначе, Айше выйдет на волю в сорок четыре. «Лучше уж сразу в реку броситься!» — говорила Недиме.

Не появись Боби с охапкой грязного белья под мышкой, Недиме не скоро бы замолчала. Дерзко глянув на него из-под тонких длинных бровей, она спросила:

— Зачем пожаловал, сукин сын?

— Да вот белье принес вам, матушка!

— Спасибо, дорогой сынок! Спасибо! Боюсь, что и это только для красотки Фатьмы!

Красотка Фатьма, осужденная за «прелюбодеяние», черноглазая, чернобровая, черноволосая молодуха, подскочила к Боби, точно распаленная кобылица.

— От кого?

— От Капитана!

Фатьма так привыкла получать белье от Сёлезли и других записных богатеев, что никто иной ей и в голову не приходил.

— От Капитана? Это еще кто?

— Жнец да на дуде игрец. Главное — денежный!

— Новенький?

— Попал давно, а раздобрел недавно.

— Как так?

Боби изложил во всех подробностях. Закончив рассказ, прибавил:

— Дурачок он, бабский страдатель! На кой он тебе? Стирай, получай денежки и не забывай про Боби. Не то, клянусь матерью, испорчу тебе коммерцию!

— Отдай белье и проваливай! — прикрикнула на него надзирательница.

Боби передал белье Фатьме, подошел к надзирательнице:

— Не бойся, сестричка, не съем я твою Фатьму! Говорю только, что на сей раз хозяин белья — человек капризный, все должно быть сделано как следует!

— Поди сюда, Боби, — встряла Недиме. — Съешь меня!

— Тебя? Помилуй аллах! Без тонны меда от горечи загнешься!

— Ах так, значит, брезгуешь земляками?

— Помилуй аллах, — проговорил Боби и, заметив старшего надзирателя, бросился наутек. Зажав в кулаке свисток, надзиратель глядел на него волком.