Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Болваны. Чего бояться старшего?

— А ты не боишься?

— Вот еще! Такой же человек, как ты, как я.

— А ведь раньше боялся!

— То было раньше! Теперь у нас деньги есть, дорогуша.

Они отправились в камеру.

Капитан, неподвижный как статуя, сидел на постели.

— Капитан, — сказал Скала, — твой Скверный…

Капитан поднял руку:

— Тихо. Не шуми!

— Скверный перешел в камеру Хильми!

— Тебе говорят, замолчи!

Капитан так на него глянул, что Скала осекся и обвел глазами камеру. Значит, успели сообщить. Скала вспомнил о деньгах и протянул их Капитану.

— Это что? — спросил Капитан.

— Скверный отдает тебе долг.

Капитан взял деньги, сунул в карман.

— Зажги мангал, купи картошки, мяса, лука, масла. Вот возьми!

Он дал Скале десятку. Дети папаши Адама выскочили из камеры. Не чуя под собой ног, скатились по лестнице, пронеслись по гулким коридорам, подбежали к тюремным воротам. Радость переполняла их: сегодня вечером снова будет горячая еда, а может, и чай!

— Вот это человек!

— Кто? Мой ага?

— Он всем нам ага, милок!

— Верно, по мой прежде всех.

— Это еще почему?

— Я первый сообщил ему, что пришли деньги от матери.

— Подумаешь, вспомнил!

— Как же не помнить?

— А я о Скверном ему сообщил.

— Ты один, что ли?

— А нас с тобой рядом не было?

Скала спросил:

— Когда Капитан узнал про Скверного, разозлился?

— Кто его знает, никогда не поймешь, злится он или нет.

— Эх, мать честная, какой человек!

— Орел!

— Всем орлам орел!

Шайтан еще несколько дней подряд держал сторону Капитана. Сам Сёлезли, хозяин земель и домов, оливковых рощ и лавок, был перед ним бессилен.

— Подумать только, — возмущался он. — Какой-то паршивый голодранец, пять курушей ему цена, перебил мне фортуну! Да будет шлюхой моя мать, если я не заставлю его на карачках ползать ради куска хлеба!

Не один Сёлезли исходил злобой. И Сулейман-бей, осужденный на пять лет за растрату, и Неджиб-ага, получивший восемнадцать лет за убийство, и сотник Керим, и Бошняк Али поносили судьбу последними словами и клялись отомстить за свое поруганное достоинство. Негодовала вся тюрьма. Как так? Мыслимое ли дело, чтобы вонючий оборванец из камеры голых, до вчерашнего дня не имевший другого дохода, кроме пайки хлеба, которую ему от своих щедрот выделяла казна, как липку ободрал всеми уважаемых людей. Что это? Удача? Судьба? Предопределение? Кто бы в этом ни был замешан — аллах или дьявол, — они не должны были так поступать с порядочными, состоятельными арестантами!

Но Капитан был по-прежнему невозмутим, как хеттская статуя. И об эту невозмутимость разбивались и брань и пересуды. Капитан охотно прекратил бы игру. Ждать, что не сегодня-завтра тебе изменит удача, было мучительно. Куда проще было удовлетвориться тем, что успел выиграть, жить хоть и бедно, но спокойно, в свое удовольствие. Однако его не оставляли в покое. Утром, едва успевали открыться двери камер, прибегали гонцы:

— Капита-ан!

Он знал, зачем его зовут. Молча вставал и отправлялся наверх. Сёлезли, проведший еще одну ночь без сна, ждал его с нетерпением. Являлись и другие неудачники, подхлестываемые надеждой отыграться. И все начиналось сызнова.

В тот вечер Капитан вышел из камеры Сёлезли, как и всегда провожаемый ненавидящими взглядами. Остановившись на пороге семьдесят второй, он запахнулся поплотней в толстую черную бурку и обвел долгим взглядом стены камеры.

Он продолжал выигрывать, только выигрывать. Похоже, что его противники решились идти до конца. Гордость не позволяла Капитану сказать: «Хватит. Как бы удача не изменила мне, и тогда я опять буду нуждаться в куске хлеба!» А ведь удача рано или поздно должна была ему изменить, и он потерял бы все, что выиграл. Где же выход?

Он подозвал Скалу:

— Завтра пойдешь к старшему надзирателю, дашь ему денег и попросишь известки. Побелим стены камеры!

Заключенные окружили его. Редкостной души человек этот Капитан! Скажи он: «Умрите», и они готовы были за него умереть. Скажи он: «Пойдите убейте!», и они не заставили бы его повторять дважды. В этом мире, где девяносто девять человек из ста бесплатно не помочатся на твой обожженный палец, он, их Капитан, был чудом из чудес.

Они снова опустошили огромную кастрюлю фасоли. Напились чаю, закурили. Оставив Капитана у окна, уселись вокруг мангала, до краев наполненного отборным углем.

— Давайте завтра встанем пораньше, — предложил Скала. — Как только откроют двери камер, я сбегаю к старшему надзирателю.