Бернар Клавель: Тот, кто хотел увидеть море

Отец вошел. Он поставил на стол запыленную бутылку вина.

— Ему столько же лет, сколько тебе, — сказал он.

— Ты говорил, что бережешь эти бутылки к его свадьбе, — заметила мать.

— Боюсь, как бы оно не дало осадок, я даже по цвету замечаю.

Он поднял бутылку и посмотрел ее на свет. Потом, поставив обратно, прибавил с улыбкой:

— А кроме того, ты предпочитаешь красное.

— Что обо мне говорить, — сказала мать, — сейчас, когда у меня все внутри перевернулось…

Отец перебил ее:

— Да ты понимаешь, какое это вино! Надеюсь, ты не будешь от него нос воротить. Особенно сегодня.

Она не ответила. Она посмотрела на Жюльена. Она думала о его поездке; о том, что он вбил себе в голову обязательно доехать до моря… Думала и о своем обете господу богу… Ей вдруг захотелось смеяться, но она сдержалась.

Отец как раз спросил:

— А что ты делал в Тулузе?

— В Тулузе народ не очень-то гостеприимный, — сказал Жюльен. — Тамошние жители прозвали нас колорадскими жуками. Все равно как мы немцев зовем бошами.

Жюльен рассказывал о своем житье в Тулузе. Мать не спускала с него глаз, стараясь напомнить сыну его обещание.

— А как ты возвращался? — спросил наконец отец. — Теперь уже все вернулись.

Жюльен ни на миг не запнулся. Тем же самым тоном, ничуть не смущаясь, он рассказал, что ему пришлось возвращаться кружным путем из-за взорванных мостов и разбомбленных городов.

— Да, здорово разрушили нашу прекрасную страну, — заметил отец.

Жюльен улыбнулся и подмигнул матери, которая встала и пошла к буфету за банкой с вареньем.

Ей хотелось плакать и смеяться, поблагодарить сына и оттрепать его за уши. Никогда бы она не подумала, что он может так уверенно лгать. Все, что он рассказывал, было очень правдоподобно, и она уже стала сомневаться, может быть, он врал не сейчас, а тогда, когда говорил о Средиземном море? Несколько раз она чуть не крикнула: «Хватит, хватит и так, не надо больше».

Она была убеждена, что ему доставляет удовольствие лгать отцу. Чем больше старик ворчал, тем больше подробностей присочинял Жюльен.

— Все-таки можно сказать, что нам здесь повезло. Как я вижу, всюду вокруг куда хуже, — сказал отец.

Он откупорил бутылку.

— Только совсем немного, — сказал Жюльен.

Мать накрыла ладонью свою рюмку.

— Нет-нет, я не могу. Не заставляй меня, Гастон, я уверена, что мне будет нехорошо.

Отец недовольно поморщился и сказал Жюльену:

— Последнее время мать не ест, не пьет. Я просто не понимаю, как ее еще ноги носят.

— Не тебе бы говорить!

Жюльен посмотрел на родителей.

— Верно, — сказал он, — вид у вас у обоих неважнецкий. Честное слово, не скажешь, что вы жили дома и горя не знали. Можно подумать, что вы проехали больше километров, чем я.

Старики с улыбкой покачали головой, смотря на сына, который намазывал вареньем большой ломоть хлеба.

Отец пошел прилечь. Оставшись одна с Жюльеном, мать не сводила с него глаз. Она убрала со стола, не приняла только кофейных чашек и коробку с печеньем, ту, где на крышке изображены ветряные мельницы. Жюльен съел четыре оставшихся печенья и сказал:

— Знаешь, я все еще голоден.

Любо было смотреть, как он уписывает за обе щеки. Менее чем за час он съел больше, чем отец с матерью за всю прошлую неделю.

— Печенья больше нет, — сказала мать, — хочешь, я открою еще банку варенья?

— А яиц больше нет?

— Но ведь ты сейчас ел сладкое.

— Ну так что ж такого!

Он съел три яйца и еще варенья, а потом персики и сливы.

Мать не притронулась ни к сладкому, ни к фруктам. Но сегодня для нее это не было лишением. Ей еще меньше, чем все эти дни, хотелось пить и есть. Она смотрела, как ест Жюльен, и по всему ее телу разливалось приятное тепло. Она с таким удовольствием дала бы ему еще всего-всего, и побольше, и повкуснее. Все время она повторяла про себя: «Благодарю тебя, господи… он возвратился… Благодарю тебя за то, что ты вернул мне его».

Ей не хотелось говорить. На ум приходили все новые и новые вопросы, но она отмахивалась от них: «Потом, потом… Теперь у нас много времени… у нас много времени впереди».

Стояло лето, за окнами, разомлев в знойном безмолвии, дремал сад. Доброе, хорошее лето, оно позаботилось обо всем. Была война. А теперь она уже далеко. Да в конце концов не такая уж это была злая война, раз она пощадила Жюльена.

Мать не могла ни о чем думать. Не та у нее была голова, чтобы думать. А впрочем, сейчас у нее вообще не было головы, у нее было только сердце, которое теперь снова билось нормально.