Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

– Я очень хочу, чтобы вы, Джек, познакомились с миссис Лусальди. Она любезно согласилась отдать нам своего сына. Она знает, что на этот раз у нее родится мальчик. У нее уже есть четыре мальчика и две девочки, и она всегда угадывала верно. Сегодня она была у нас дома. Жаль, вы не видели ее. Она громадная, как рояль, у нее чудесная смуглая кожа, она сидела у нас с платком на голове, и мне показалось, что в наш palazzo вошла богиня плодородия.

Осторожно, Берта Холт, хотелось сказать Джеку. Как восприняли бы ваши слова оклахомские дамы? Возможно, услышав их, они перестали бы отпускать своих дочерей в Рим.

– Мне всегда нравилось в итальянцах, – мечтательно произнесла миссис Холт, плывя над куполами церквей сквозь римскую ночь, – то, что у них красивые зубы. Зубы – это так важно. Вы согласны, Джек?

Джек согласился с тем, что зубы – это важно. Затем Тачино галантно пригласил миссис Холт танцевать.

– О, вы так любезны, – сказала она итальянцу; миссис Холт встала и начала двигаться в объятиях Тачино с пьяной, притворно застенчивой улыбкой на лице, напоминая кошку, которой достались сливки, случайно разбавленные виски.

Хрупкая, изящная, бесплодная, она выполняла фигуры танца, ведомая сильными итальянскими руками; Джек с жалостью смотрел на женщину, верившую в то, что сын, чей-то сын, принесет ей счастье.

Сочувствие к Тачино требовало неземной доброты, его можно было жалеть только обобщенно, как представителя привлекательной, но вымирающей породы игроков, оптимизм которых заставляет их удваивать ставки до тех пор, пока после серии захватывающих дух выигрышей не придет окончательное поражение. Прежде чем тебе исполнится шестьдесят, мысленно произнес Джек, обращаясь к итальянцу, наступит вечер, когда ты не сможешь заплатить за обед в этом заведении.

Возможно, больше других жалости заслуживал Макс, поскольку его ждало очередное изгнание. Он никогда уже не будет так близок с Брезачем. Роберт спал с ним в одной кровати, потому что они не располагали второй, они жили впроголодь, потому что оба не имели средств, и эта спартанская общность помогла Максу вновь поверить в человеческую доброту и любовь. Теперь у Роберта будет много кроватей, ежедневные праздники быстро войдут в привычку. Щедрость брата сменится благотворительностью; человек, существующий на подаяние, – всегда изгнанник. Радуясь успеху Брезача, мудрый Макс понимал, что каждая новая победа Роберта будет удалять их друг от друга.

Жалость к Барзелли, безличная и чистая, носила эстетический характер; актриса вызывала ее лишь потому, что всякая красота недолговечна. Говорить о жалости к Барзелли правомочно в том смысле, в каком можно заявлять о жалости к прекрасному пустому зданию, которое когда-нибудь превратится в груду камней.

Другое дело – Сэм Холт. С любовью наблюдая за танцующей женой, радуясь ее радости, он внушал тревогу за себя. Его счастье зависело от состояния жены и потому было зыбким, непрочным.

Заметив, что Джек смотрит на него, Холт повернул голову и улыбнулся.

– Славный вечер, – сказал Холт, – правда?

– Да, славный.

– Не могу выразить, как я рад тому, что вы остаетесь с нами, – сказал Холт. – Ваше присутствие вселяет в меня чувство уверенности. Мы нуждались в человеке, подобном вам. Надежном, ответственном, тактичном.

Эпитафия для моей могилы, подумал Джек. Здесь покоился Ответственный человек.

– Я вот о чем сейчас думал, – произнес Холт. – Помните, я говорил вам о моем шурине, младшем брате Берты, я собирался взять его на должность помощника продюсера, для снижения суммы налога?…

– Да, – сказал Джек, – помню.

– Так вот, – заявил Холт, – я передумал. Я не стану этого делать. Не буду взваливать сей груз на ваши плечи. Не потому, что он вам не понравится, – поспешно пояснил Холт, храня верность семье. – Он– славный малыш. Но это дело не для него…

Он лукаво улыбнулся.

– Я позабочусь о нем каким-то иным способом. Возможно, старым, испытанным. Бог с ними, с налогами. Пусть эти средства помогут отправить ракету на Луну.

Холт смиренно вздохнул, невольно в сотый раз. с чувством стыда за свою расчетливость, прикинув, в какую сумму обойдется ему до конца жизни этот славный малый, сорокачетырехлетний брат Берты. Затем лицо Холта посветлело.

– Замечательное торжество, верно?

Он добродушно посмотрел через стол на Брезача, который посмеивался, слушая что-то шептавшую ему на ухо актрису.

Готов поспорить, парень надолго запомнит этот вечер. Как обидно, что сегодня с нами нет Мориса.