Олег Журавлев - Соска

Разбудила Дмитрия Сергеевича женщина.

— Осталось пятнадцать минут, — торопливо сказала она. — Сейчас объявляют каждые пять минут. У вас, наверное, выключено радио. Вы не буйный?

— Кажется, нет… — Дмитрий Сергеевич сладко зевнул.

— …сталось 15 минут, об…вляется гот…ность номер… — принес с улицы теплый ветерок.

— А я Татьяна Васильевна, ваша соседка. У меня лейкемия.

— Очень и очень приятно, — Дмитрий Сергеевич еще раз мирно зевнул. — А я — Дмитрий Сергеевич Лазарев. Совершенно здоровый человек, к тому же писатель, путешественник, геолог, испытатель, первооткрыватель, геодезист, картограф, археолог и бывший милиционер.

— Понимаю-понимаю, — слегка перебила женщина. — Вы не подпадаете под убежище?

— Под убежище? Не знаю. Может быть, и подпадаю, но я никуда не пойду. Мне очень и очень хорошо здесь, в этой прохладной и необыкновенно уютной комнате.

— Да, но…

— И тем не менее.

— Странный вы какой-то… Ах, да! Совсем забыла: вы же дурак. А я вот не подпадаю, но пошла бы с удовольствием… Все одно не пустят, а может быть, и семью денег лишат за нарушение распорядка. Так что осталось мне, как и вам, пятнадцать минут. Можно я залезу к вам?

— Конечно-конечно. — Дмитрий Сергеевич гостеприимно откинул край легкого одеяла. — Залезайте, я расскажу вам про город.

Женщина скинула с себя халат. Под ним у гражданки оказалось очень белое тело с неприятными черными волосами кое-где.

Она юркнула к Дмитрию Сергеевичу под одеяло, и там почти сразу стало невыносимо жарко.

— А может, не надо про город? Осталось так мало времени… Как тебя зовут?

— Ничего, я успею. Дима. Вот смотрите… — Дмитрий Сергеевич взял с тумбочки карту. Тем временем безумные руки соседки срывали с него пыльную рубашку, путались в застежках штанов, лезли под грубые армейские трусы. — Здесь я отметил месторасположение город…а. Теперь, если пометить еще одним крестиком «Ноев ковчег», то будет очень легк… а! К вам проложена железнодорожная ветка?

— Осталось равно десять минут. Всем-всем-всем…

— Скорее, скорее, — жарко зашептала в ухо Татьяна Васильевна, — ветка, ветка, веточка.

— Да-да, скорее. И ветка. Жаль, что, ах, но.

— Скорее, ах, ах, никаких но.

— Да. Да. Даю, даю. Жаль, что я не успел. Не успел, не успел я. Ах.

— Осталось семь минут…

— Да, Дима, да, Дима, да, Дима, да. Всего семь минут. А потом — все.

— Не успел я, не успел. А ведь там жили люди…

— Как тебе, повезло, ах-ах. Ты дурачок, и у тебя есть город. Еще, еще, еще! Не жалей меня, Дима!

— Осталось две минуты.

— Кончик, кончик, кончик, кончик!

— Город, город, город, город!

— Сладко, сладко, сладко, сладко. Не думай о городе, Димуля. Не успеем!

— Осталась одна минута. Во имя партии и лично товарища…

Из распахнутого окна донесся гул. Это гудел приближающийся самолет.

— Ну же, Дима, ну же, ну же, ну же!

— Да, да, да, да. Первым делом, первым делом самолеты.

Гул нарастал и дрожал в стеклах.

— Ой, ой, давай, Дима, давай, давай!

— Я сейчас, я сейчас, я сейчас.

— У тебя есть город, Дима. Город! Город-город-город-город! Аааааааа!!!

— Даааааааа!!!

Опустошенный Дмитрий Сергеевич откинулся на подушку, как напившийся комар.

Гул самолета стих. Стало очень тихо. Из окна долетел щебет птицы. Татьяна Васильевна широко раскрыла глаза и медленно приподнялась на локте.

Пузатая занавеска, полоса солнца на стене, мятая простынь, чье-то ухо…

— Ой!

Татьяна Васильевна резко поднялась, посмотрела на часы, бросилась к радио на стене, включила.

— Внимание! — хрипло и не совсем уверенно захрустел динамик.

Дмитрий Сергеевич тоже приподнялся на локте, а потом и сел. Панцирная решетка заскрипела.

То, что говорил голос из динамика, было непонятно, но Дмитрию Сергеевичу было все равно. Он был счастлив. Кончик светика — замечательное дело!

— По техническим причинам… а также по причине… просьба соблюдать полное… просьба оставаться на… просьба не выходить за… и переносится на завтра на 19 часов вечера. Повторяю… Повторяю… Повторяю…

— Ой, ой, ой! — Татьяна Васильевна занервничала, заторопилась. — Какой вы чумазый, пыльный и вообще. Что же я натворила. Распутная рожа! Можно я возьму эту салфетку?

Татьяна Васильевна накинула халат, схватила с тумбочки салфетку, на которой полоумный сосед поставил карандашом важный крестик, и принялась подтираться внутри халата.

— Ох, и влетит же мне! — донеслось уже из коридора. — Ну и вам, соответственно, тоже.