Олег Журавлев - Соска

— Загляну. А ты, Гена, постарайся…

— Постараюсь. Отдохни. Мы тебя все любим.

Степан провел весь день дома, не выходя. Написал полстраницы.

Подумал, что способа доказать, что не он, Степан Свердлов, сошел с ума, а весь остальной мир, не существует. Зато есть способ доказать миру, что Степан с ума не сошел. А именно: немедленно и бесповоротно забыть Джойса. Стереть из памяти так же, как с фотобумаги. Заменить пустотой. Нелегко, зато самый верный вариант.

Когда Тамара вернулась домой, от Степана пахло алкоголем, но ни о какой собаке муж больше не упоминал.

Спать он отправился сразу после «Спокойной ночи, малыши!». Заснул быстро, почти умиротворенно, с мыслью, что по-любому «утро вечера мудренее».

За секунду до того, как уснуть, с улыбкой вспомнил, как Джойс переходит от столба к столбу, нос в асфальте, как будто на конце поводка не собака, а миноискатель. Трудно стереть…

Открыв глаза, Степан увидел потолок. Тот нависал очень низко и в сером свете из окна казался незнакомым.

Утро выдалось хмурым, накрапывал дождь. Степан проснулся раньше звонка будильника и долго лежал не шевелясь, прислушиваясь к первым утренним шумам…

…Тамара, присев около раскрытого холодильника, достает из него всякую утреннюю снедь: масло, варенье, молоко, облегченные йогурты для Велика…

В ожидании кофе Степан с безразличием перечитывает вчерашнюю газету и косится на Тамару.

Та недовольно хмурится, читает этикетку на баночке йогурта, устало качает головой.

— Степчик, я же тебя каждый раз прошу: если в супер едешь, мне облегченные йогурты не бери. Они невкусные.

— Это для Велика.

Тамара выпрямляется. Суставы хрустят. Хрустят необыкновенно. Голова Степана заполняется вдруг этим хрустом, как вселенская пустота. Он в преисподней, и вокруг оглушительно жрут друг друга тысячи чудищ.

В подсознании он уже понял, что сейчас произойдет, но догадка настолько чудовищна, что ее невозможно принять. На ней невозможно сосредоточить сознание. Невозможно даже испугаться, потому что испугаться ее — значит ее принять.

Тамара с легким недоумением смотрит на мужа.

— Для кого? — спрашивает она.

— Для Велимира. Для нашего сына.

— Степа, с тобой все в порядке? — Йогурты летят обратно в холодильник Захлопывается тяжелая дверка. — У нас нет детей.

— …Вот в этот момент у меня и случился кризис, доктор. Мне кажется, еще засыпая вчера вечером, я подумал, а вдруг на Джойсе это не остановится…

Степан замолчал.

Хабибуллин коснулся его руки подушечками пальцев.

— Расскажите о вашем кризисе! Не бойтесь! Речь идет о вполне, гм, нормальной реакции на подобное, гм, известие. Поделитесь! Никто на вас здесь не набросится и не начнет привязывать к кровати и цеплять на голову электроды. В вашей ситуации у меня тоже случился бы кризис. И у Геннадия Сергеевича.

— Случился бы, — не замедлил подтвердить Полежаев, качнув усами.

— Ну а зачем тогда рассказывать?

— Так ведь и кризисы разные бывают. Разная психика у людей, разные и кризисы.

— Ну, кризис как кризис. Представьте себе, вам родная жена, мать вашего ребенка, заявляет, что ребенка у вас никакого и нет. Вот я и вскипел, порушил все немного…

— Порушили?

Доктор Хабибуллин удивленно вскинул брови и посмотрел на Полежаева.

Тот с грустной важностью качнул головой.

— Что конкретно вы разрушили?

— Да ничего особенного. Я Велимира искал. Ну и перевернул квартиру вверх дном.

— Так даже при обыске «с пристрастием» впятером не перевернешь, — с оттенком гордости за приятеля вставил Полежаев.

— Не то чтобы я Велимира искал, чего его искать, он не иголка, я следы его искал, игрушки, вещи… Все исчезло. Даже насечки на косяке, которые мы делали, чтобы смотреть, как он растет. Пустота.

— Что, простите?

— Пустота. Нет его. Исчез с лица земли. Из памяти людей — я всех кого можно обзвонил. С фотографий, из компьютера, из Интернета, из всех реестров. Остался только в моей голове.

— Значит, вы ничего не нашли и поэтому… избили вашу жену?

— Да, я дал пару затрещин Тамаре, не отрицаю.

Полежаев важно заметил:

— Степан находился в состоянии аффекта, его понять можно. Тамара Андреевна ушла из дома, в настоящее время она находится в дороге — поехала навестить свою маму.

Хабибуллин снял очки и помассировал переносицу. Без них он сделался сразу каким-то некомпетентным, менее внушительным.

— Уважаемый Степан Афанасьевич, как вы лично расцениваете ситуацию? — спросил он, водружая устройство для улучшения зрения на прежнее место.