В течение многих месяцев девушка, в которую превратилась к тому времени моя бабушка, не получала от отца никаких известий. Вечера она проводила с матерью, слушая радио, ловя сводки, но никто ничего не знал о судьбе военнопленных. Если бы отец был убит в бою, им бы сообщили. Они жили теперь в Париже, на улице Паради [16] От франц. Paradis — рай.
. Нарочно не придумаешь: в такой страшный период жить на улице с райским названием. У них была маленькая квартирка с крошечным балкончиком, откуда Дениза могла видеть немецких солдат, все прибывавших и прибывавших. Соседи и другие парижане, с которыми они общались, изумлялись тому, что в городе мало что меняется. Немцы, пожалуй, были даже вежливее французов, чтобы не сказать доброжелательней. Начался период коллаборационизма, но ни у кого и в мыслях не было делать из этого трагедию. Некоторые даже говорили, что война обернулась для Франции благом, потому что французы избавятся наконец, к тому же малой кровью, от всевозможных паразитов и инородцев. Да-да, согласитесь, мадам, в этом усатом диктаторе все же что-то есть.
Несмотря на кажущийся порядок, вести о военнопленных доходили плохо. Правительство Виши, пребывая в добром согласии с оккупантами, обещало в кратчайшие сроки составить список французских солдат, оказавшихся в плену. Но невозможно было найти одного отдельно взятого человека среди общей массы раненых, убитых и дезертиров. Бюрократическая машина работала со скрипом. Наконец начали поступать первые сведения, но имени моего прадеда ни в одном списке не оказалось. Во всеобщей неразберихе инстанции валили ответственность друг на друга. Потом, в начале сентября, некий чин соблаговолил принять мою прабабку и заявил: «Знаете, кажется, ваш муж пропал без вести». Как это так, пропал без вести? Прабабушка пришла в ярость. Какое он имеет право говорить подобные вещи! Она готова была услышать пусть даже рассказ об ужасной кончине своего мужа, но только не то, что он пропал. Неопределенность сводила ее с ума. Чин, раздраженный поведением посетительницы, заметил: «Возможно, ваш муж дезертировал и где-нибудь прячется… Вот и нет о нем вестей». Такое невозможно было вынести. Она знала, что ее муж не робкого десятка, что он не способен дезертировать, что он будет сражаться до конца. Он жизнь готов был отдать за Францию, которую любил пылкой любовью тех, кто родился в другой стране, но избрал Францию своей родиной. А уж если бы случилось так, что он дезертировал с поля боя, то написал бы, нашел бы способ подать весточку жене и дочери. Так что версия с дезертирством была малоправдоподобна.
И вот 28 октября 1940 года (бабушка хорошо запомнила эту дату — дату избавления от неизвестности) они с матерью получили наконец извещение. Отец был ранен в лицо и находился в военном госпитале в городе Туль [17] Я наводил справки относительно этого госпиталя, собираясь при случае туда заглянуть. Он носил имя Гама, в честь военного хирурга Жан-Пьера Гама (1772–1861). В пятидесятые годы госпиталь превратился в центр подготовки военных санитаров. А еще через пятнадцать лет был преобразован в военный склад. С 1982 года здание никак не используется и должно быть в скором времени снесено. Это место больше интереса не представляет.
. Мать и дочь изучили карту и отправились на восток. Это было долгое, опасное путешествие, во время которого они все время думали, что значит «ранен в лицо». Кроме этих трех слов они не знали ничего. Так что весть, поначалу добрая, очень скоро стала вызывать беспокойство. Не являются ли эти слова завуалированной формой известия, что он «обезображен»? Моя прабабка хорошо помнила кошмарные уродства, оставленные в наследство Первой мировой. Ей без конца снились изувеченные лица — без рта, с вырванным глазом… Раз они написали «ранен в лицо», значит, это серьезно, может быть даже очень серьезно. Если бы речь шла о царапине или паре выбитых зубов, они бы об этом даже не упомянули. Да он и сам тогда бы им написал. Путешествие превратилось для них в настоящую пытку тревогой и жуткими предположениями. Бабушке тоже снилось по ночам обезображенное лицо отца, в котором всякий раз не хватало какой-нибудь части. Она понимала, что отец уже не будет таким, как прежде. До войны это был красивый мужчина. Его фотографии той поры дышат обаянием. Он носил короткие, как у летчиков, усики, а торжествующие ямочки на щеках и ласковый взгляд смягчали квадратное лицо, в котором угадывалась сила. В тот день, когда я увидел эти снимки, я обнаружил в нем некоторое сходство с моим дедом, бабушкиным мужем.
Читать дальше