Алексей Оутерицкий - Немцы в городе

Строй рассыпался и трое делопутов окружили Петрова. Я, несмотря на окрики дедов, приблизился к стартовикам и навострил уши.

– Ну как? – ехидно спросил Корнеев. – Понравилось?

– Как дышится без масочки? – поддакнул Сулейманов.

Сержант Гуляев промолчал. Он просто стоял и рассматривал невозмутимого как автобус Петрова.

– Чего молчишь, – с раздражением сказал Корнеев. – Брезгуешь разговаривать с дедушками?

– Да пошли вы, – сказал Петров.

– Чи-во! – заорал, разъярившись, Сулейманов. Он подскочил к Петрову вплотную и замахнулся.

Не знаю, хотел ли он ударить или решил просто попугать, но у него не получилось ни первого, ни второго. Петров неожиданно подул на него и Сулейманов переломился в поясе. Схватившись за горло, он судорожно хрипел, задыхаясь в черном облаке вырвавшегося изо рта Петрова пара или газа, или чем там еще было это чертово облако. Остро запахло хлорпикрином, так, что у бойцов, оказавшихся невдалеке от Петрова, защипало глаза. Они закашлялись и поспешно отскочили.

– Твою мать! – растерянно выкрикнул Гуляев, когда Сулейманов рухнул на колени, а его лицо сделалось таким багровым, что могло посоревноваться с каленым кирпичом, из которого была сложена нижняя треть высокой водокачки на территории нашего дивизиона. – Величко!

Но пока прибежал опять куда-то запропастившийся фельдшер, Сулейманова подняли и он уже довольно сносно стоял, хотя по-прежнему держался за горло, сипел и пошатывался, словно пьяный.

– Я свободен? – все так же спокойно осведомился Петров и Гуляев, поколебавшись, молча кивнул.

Петров побрел по направлению к курилке, а взбудораженные стартовики устроили военный совет.

– Чем это он его? – растерянно сказал Корнеев.

– Похоже, эта скотина хлорпикрин в легких задержала, – после паузы неуверенно предположил Гуляев.

Все держались в некотором отдалении от Сулейманова, словно он мог оказаться заразным и неизвестная, поразившая его штуковина могла перекинуться на остальных.

Кто-то из стартовиков натужно засмеялся, но его никто не поддержал.

– Ты сам-то в это веришь? – спросил Корнеев.

Гуляев пожал плечами. Он поколебался, потом решился сделать шаг к Сулейманову.

– Ты как? – спросил он и решился положить руку узбеку на плечо.

Тот что-то тихо ответил или просто что-то промычал, что мне не удалось расслышать.

– Малютин, Петров, вы где застряли! – раздался с крыльца казармы раздраженный голос нашего замкомвзвода, младшего сержанта Васильева, и я, опомнившись, побежал к нему, придерживая рукой противогазную сумку. Сзади бодро топал сапогами по утоптанному снегу Петров. И, судя по всему, дыхание его было чистым и ровным.

Мне было как-то не по себе, а, главное, я знал, что никогда не решусь спросить своего закадычного дружка, что за фигню он в очередной раз отмочил. Во-первых, он все равно ничего толком не скажет, просто отшутится, а тогда и нечего спрашивать. Во-вторых, и это главное, я не определился, действительно ли мне хочется это знать. По поводу этого у меня были сильные сомнения…

По сравнению со случившимся во время отработки норматива по ОМП, следующий непонятный эпизод был по своей значимости уже совсем мелким, и если он вообще врезался мне в память, то как некий курьез, несуразность, выданная гораздым на неординарные выкидоны рядовым срочной службы Петровым, по совместительству моим другом.

Попав в очередной раз в караул и заступив на пост номер один, я ходил как зомби, не выспавшийся и голодный, лениво размышляя, скурить ли мне единственную захваченную на пост сигарету сразу или потерпеть и приговорить ее по прошествии, допустим, часа. Нарезая круги вдоль ограждения, за которым находился набитый боевыми ракетами двойной бетонный ангар, я думал о чем-то, что можно было охарактеризовать словосочетанием «ни о чем».

А совершая очередной виток по орбите, вдруг остановился и вернулся к только что пройденному кирпичному углу ограждения.

Это был дальний от входа на пост угол, исцарапанный именами девчонок и цифрами, следующими за заветным сокращением «ДМБ». Почему для художественной росписи кирпичной кладки военнослужащими был выбран этот угол? Наверное, потому, что стоящий в этом месте не был видим со стороны жилой части территории подразделения, и засечь занимающегося недозволенным делом часового было нельзя, если не выслеживать его специально. Этот угол, когда на него обращали внимание проверяющие посты офицеры, периодически скоблился железными щетками, но через какое-то время выцарапанные надписи упрямо проявлялись вновь.