— Бедняжка! Тебе не досталось ни кусочка красоты…
— Ни глоточка.
— Полярность красота-безобразие я оставлю. Без красоты нельзя. А вот отвратительное, вонючее, мерзопакостное — уберу.
— Солидарен в этом! — радостно откликнулся я. — В моем мире тоже не будет дерьма. Разумные существа будут питаться подобно растениям. Без вонючих отходов. Но постой… — Я засомневался. — Ведь это и есть полярность прекрасное-безобразное. Уберешь дерьмо — исчезнут цветы и птицы.
Юдит задумалась. Тяжко вздохнула.
— Да… А еще ведь придется придумывать местную астрологию. Законы, на которых все зиждется.
Она взмахнула рукой, и бабочка улетела, мелко трепеща серыми крылышками.
— И местную хиромантию. Пусть судьба у них будет написана не на руках, а на ступнях.
— На них и так что-то написано, — она согнула ногу и всмотрелась в рисунок на левой грязной ступне. — В этом нет новизны… Придумала! Они будут видеть ауру. Вот, смотри! — она вернулась к муравью, что продолжал ощупывать усиками тушку гусеницы. Брезгливо сморщившись, подхватила гусеницу двумя пальцами и забросила делеко в траву. — Что он сейчас по-твоему испытывает?
— Изумление. Возмущение. Ярость. Шок. Голодные спазмы…
— Вот видишь, как много вариантов! А в моем мире от него будет исходить изумрудное сияние — и все поймут, что он изумлен. Встретился с чудом! Или он заполыхает алым — рассердился. Кстати, когда ты видел меня на верховой прогулке с Марой и вообразил, что у нас флирт (вот глупость-то!), она пыталась развить у меня свойство видеть ауру. Почему-то вбила в голову, что в потенциале у меня это заложено. (И у Дины тоже, она и с ней возилась, еще до тебя, но Дина коней боялась панически.) Энергетика коней и страх высоты, по ее словам, должны были служить катализаторами процесса.
— Умоляю: про Мару либо плохо, либо ничего!
— Как про покойников только наоборот? Дай догадаюсь, зачем тебе это нужно… Чтобы сохранить настрой ненависти, нужный для акта возмездия? Какой ты смешной, Норди!
Я обиделся.
— Обхохочешься.
— Смешной-смешной-смешной. И себя ни капелюшечки не знаешь.
— Зато ты знаешь. То-то преизбыток знания привел тебя к чудовищной мечте превратится в ничто. Между прочим, в твоей идейке с видением ауры тоже ничего нового: слизала для своего мирка то, что является законом тонкой сферы. Я же говорю: ничего принципиально нового ты не родишь, не тужься.
Проигнорировав мой укол, Юдит перевела внимание на маленького жучка, что качался на нераскрытом бутоне цветка. Его надкрылья отливали зеленым металлом.
— Ты смотри какой! Закованный в латы. Рыцарь. Спешит на битву с драконом.
— Но ведь ты уничтожила полярность добро-зло. С кем же он станет биться? И во имя чего?
— Во имя спокойствия. Или во имя того, чтобы закаты в его мире оставались бирюзовыми, а не зеленели. Ты, кстати, зыбыл про закон многообразия. Он не менее важен для творения миров, чем закон полярности. Именно на него я буду делать акцент.
— А именно?
— Вот смотри. Любая вещь или явление, обретя бытие, начинает ветвиться. Скажем, акт соития. Простейший механизм природы для размножения, несколько механических движений. Во что он превратился со временем, как разветвился! Тысячи поз, разнообразие партнеров — с другим полом, со своим полом, с животным, со статуей, с куклой, с трупом, с самим собой, с водопадом… Жуть.
— С водопадом? — удивился я.
— Видела как-то такое художественное фото…Или еда. Просто сгусток энергии — но какое несичислимое множество вариантов этого сгустка: от рыбы с душком до соловьиных язычков в винном соусе. И так во всем! — она повела рукой, погладив траву. — Смотри, какие они все разные! Придумай сам примеры, не молчи.
Я послушно подумал.
— Когда-то кто-то первым зарифмовал два слова. И пошло: стихи, песни, поэмы, частушки…
— И я даже знаю, каков был самый первый стишок. «У милого Норди скука на морде». Вижу, творение новых миров не очень-то тебя развлекают.
— Ну почему? Прочто я вижу, насколько это сложное занятие. Ветвить можно до бесконечности, а толку? Мир без стержня, без скелета, скопище разноцветных медуз.
— Норди! — она огорченно охнула.
— Что?
— Мы идиоты. Мы даже не решили, как мир строим: чистилище, ад или мир света. От этого кардинально много зависит.
— Я бы предпочел мир абсолютной свободы. Ничем не обусловленный.
— Он разрушится от первого же дуновения ветерка.
Юдит сняла жучка со стебля и согнула ладонь чашечкой.
Читать дальше