Александра Созонова - ...Либо с мечтой о смерти

Я кивнул. Но без комментариев не получилось.

— Когда она только родилась, я подолгу ее рассматривал, и мне пришло в голову, что те, кто отрицают реинкарнацию, верно, никогда не всматривались в своих новорожденных детей. Их взгляд серьезный и взрослый, а порой и старческий. И еще они напоминают инопланетян: прибыли издалека, где всё не так, как здесь, и грустят, и недоумевают…

Юдит отвернулась. Но какой-то бес гнал меня дальше.

— И еще поневоле приходило в голову, что есть некое издевательство, усмешка Творца — в том, что зрелая душа, прожившая множество жизней, у которой в прошлом, возможно, научные открытия, хорошие книги, добрые поступки, светлые прозрения, долгие искания, сильные чувства… приходит в крошечном беспомощном тельце. Которое даже не может внятно дать понять, что ему нужно в данный момент: еда, мамино тепло, смена подгузников. Смешная крохотная личинка, в которой вынужденно томится безбрежный океан духа. Если душа младенческая, только недавно перешедшая из мира животных в мир людей, тогда это было бы понятно и справедливо. Но вот так…

Она не ответила. И опять мы надолго замолчали. Не знаю, как у Юдит, но мое молчание потеряло благостность. Но я справился с этой проблемой, благодаря наличию коктейля. Хорошо, что мы намешали его в изобилии, не поленились и не поскупились.

— Знаешь, какой был мой первый пункт?

— Поговорить с испанцем.

— Нет, до того. Испанец пришел в голову позже.

— Какой?

— Убить Мару. Вдвоем с тобой. Это было бы такое замечательное, грандиозное, благородное деяние, такой подарок человечеству…

— …Что мы очистились бы от всех грехов и прямиком влетели в нирвану. Нет, это, пожалуйста, без меня, Норди. Найди себе другого напарника.

— Почему? — огорчился я.

— По кочану, — ответила она по-детски. — И по кочерыжке. Стоило выворачиваться наизнанку, расковыривать душевные раны, чтобы ты ничего, ну просто ни-че-го-шень-ки про меня не понял.

— Я понял, прости. Как-то вылетело из головы. Я прекрасно помню, что ты о себе говорила. И про твою прошлую жизнь.

— Ну, так и не говори глупостей.

Юдит наполнила свою чашку.

— Поделись по-братски, — я протянул ей свою, пустую.

— Обойдешься, — она в два булька заглотила налитое и отбросила чашку. — Там еще осталось чуть-чуть. Самая гуща. Но это тоже мне: тебе уже хорошо.

Над верхней губой у нее блестели смешные малиновые «усы».

— Хорошо, — согласился я. — Врать не буду.

Девушка раскинулась навзничь, уставившись в небо, по которому пробегали легкие, похожие на дым, облака.

— Было бы здорово прямо сейчас, верно?

Я кивнул, поняв, что она имела в виду.

— Эй, Майер, где ты? — Я покрутил головой, словно высматривая профессора в ближайших кустах. — Пора выполнять договор!

— Пока он не пришел, давай простим друг друга за всё и поцелуемся, — она перевернулась на живот и потянулась ко мне мокрыми от коктейля губами.

— Это банально, — я помотал головой. — Лучше, глядя друг другу в зрачки, торжественно пообещаем не встречаться в будущей жизни. Ни в каких отношениях.

— Почему? — Она надула губы. — Я настолько тебе опротивела в этой?

Я кивнул.

— Осточертела. — Сообразив, что в очередной раз сбиваю блаженный настрой, поправился: — Я пошутил. Пора бы и привыкнуть к моему дурацкому юмору.

— Да, юмор никак не английский, — усмехнулась она.

— Конечно, я буду страшно рад снова с тобой встретиться. И, кстати, вероятность этого велика: если мы уйдем вместе, в одно время и в одном состоянии, да еще болтая друг с другом. Не сомневаюсь, что тут же узнаю тебя при встрече, а ты меня: ведь наши физиономии — последнее, что мы увидим перед концом, и они накрепко впечатаются в подземную память. Давай загадаем, в каких мы окажемся отношениях. Только не в кровно-родственных, ладно?

— Уговорил, — Юдит важно кивнула, словно снисходя к горячей мольбе. — Я буду твоим учителем.

— В школе? По географии или математике?

— Вот еще! — она фыркнула. — Учителем жизни, строгим и мудрым наставником. Гуру.

И тут я расхохотался. Алкоголь сделал свое дело. Не мог успокоиться минуты три, грохотал до колик, захлебываясь, хлопая себя по ляжкам, перекатываясь по траве. Юдит сперва сдерживалась, пофыркивая, как рассерженный ежик. Затем зазвенела мне в унисон.

От моих телодвижений кастрюля перевернулась, и остатки коктейля впитались мхом. Это нас несколько отрезвило.

— Ну вот, — пробурчала она. — Последние драгоценные капли…